Железный крест

Штайнер проводил глазами грузовик, который вскоре скрылся за углом. Дома, некоторые из них высотой в четыре этажа, казалось, притихли в жарком полуденном солнце. Штайнер шагал, и его сапоги гулко грохотали по пустынной улице. Вскоре ему встретился военный полицейский, и он спросил у него дорогу.

Их рота была расквартирована в аккуратных домиках рядом с морем. Штайнеру повстречался солдат, который, стоило ему увидеть старшего по званию, тотчас щелкнул каблуками и, поднеся ладонь к козырьку, отсалютовал.

— Ты из какой части? — поинтересовался Штайнер.

— Из второй роты, — ответил солдат.

Штайнер оглядел его с ног до головы. Этого парня он видел впервые.

— Какой взвод? — уточнил он.

— Второй, — последовал ответ.

Штайнеру показалось странным — он говорил с солдатом из своего взвода, которого раньше в их рядах не было.

— А как зовут вашего ротного? — поинтересовался он, оставив официальный тон.

Ответ прозвучал словно пистолетный выстрел:

— Обер-ефрейтор Шнуррбарт.

Штайнер едва сдержал улыбку. Судя по всему, настоящее имя обер-ефрейтора сгинуло раз и навсегда. Он попросил солдата, чтобы тот отвел его к ротному.

Дома стояли посреди небольших двориков в окружении заборов. Солдат привел Штайнера к одному из них. Именно здесь обитал обер-ефрейтор Шнуррбарт. Двор был засажен фруктовыми деревьями, глядя на которые можно было подумать, что их потрепало ураганом — такими рваными были их листья. Цветочные клумбы заросли сорняками. Лишь посыпанные гравием дорожки оставались чистыми и ухоженными. Штайнер медленно открыл калитку и вошел во двор. Дальше он двинулся на цыпочках, стараясь производить как можно меньше шума. Увидев, что передняя дверь закрыта, он прошел мимо и свернул за угол. На скамейке, лицом к морю, всего в сотне метров от него, сидел Шнуррбарт, подставив лицо солнцу. Глаза его были закрыты, во рту — неизменная трубка. Со стороны могло показаться, будто он сидит здесь уже целую вечность. Внешне он был все такой же — тощий, жилистый, шнуррбартный. У Штайнера екнуло сердце. Он улыбнулся и потер глаза. До этого момента он даже не подозревал, что был так сильно привязан к Шнуррбарту. Он тихонько подкрался к нему, сбросил вещмешок на землю и сел рядом с товарищем. Перекинув руку за спинку скамейки, он посмотрел на Шнуррбарта в профиль. Тот не стал открывать глаз, лишь вынул изо рта трубку, откинул назад голову и спросил:

— Ну как, хорошо отдохнул?

— Хорошо, — ответил Штайнер, наблюдая за его лицом. Сначала оно сохраняло свое прежнее выражение, но неожиданно его черты пришли в движение. Шнуррбарт замигал, открыл глаза и повернул голову.

Они посмотрели друг на друга — молча, испытующе, как-то неестественно спокойно. Наконец Шнуррбарт вновь отвернулся к воде и сказал:

— В такую погоду хороший клев.

Штайнер кивнул. На какое-то время воцарилось молчание. Сад спускался почти к самой воде, и за зеленым забором в маслянистую поверхность моря уходили мостки.

— Впрочем, — философски заметил Шнуррбарт, — в дождливую погоду тоже хороший клев.

Штайнер демонстративно зевнул, прикрыв рот рукой.

— По большому счету, рыба клюет в любую погоду, — продолжил свои рассуждения Шнуррбарт.

— Вне всякого сомнения, — буркнул Штайнер, чувствуя, как по телу растекается приятная сонливость.

— Мы думали, ты вернешься позже, — неожиданно произнес Шнуррбарт. — Как там дома?

Штайнер потянулся к нагрудному карману и, порывшись там пару секунд, вытащил листок бумаги, который затем положил на колени Шнуррбарту.

— Читай.

Письмо оказалось коротким.

— Дорогой Рольф, — читал Шнуррбарт, — я уверена, что со временем ты меня поймешь, но я ничего не могла поделать. Когда мы познакомились в столовой, я жутко на тебя злилась, а затем мне стало тебя жаль. Позднее я в тебя влюбилась. Я надеялась, что в один прекрасный день смогу быть свободна. Пойми, Рольф, я замужем и думала, что люблю своего мужа. Мы поженились по доверенности, потому что он отказывался ждать. В ту последнюю ночь, когда мы были вместе, я твердо решила подать на развод. Но спустя неделю до меня дошло известие, что мой муж серьезно ранен и ему ампутировали правую ногу. Я боролась с собой. Но теперь я точно знаю: я не имею права его покидать. Прошу тебя, не думай обо мне плохо. Я была нечестна с тобой, но я любила тебя и не хотела тебя терять. Прости меня. Гертруда.

Шнуррбарт вернул письмо. Штайнер сидел, бесцельно уставившись на воду.

— Так, значит, ее звали Гертруда, — чуть помолчав, произнес Шнуррбарт.

Штайнер кивнул.

— Где вы с ней познакомились?

— В Гурзуфе.

Шнуррбарт удивленно посмотрел на него.

— В Гурзуфе? Ну надо же! А почему ты не поехал домой?

— А откуда ты это знаешь?

— Потому что, если бы ты поехал, тебя бы здесь сейчас не было, — заявил Шнуррбарт.

Штайнер наклонился вперед, уперся локтями в колени и опустил голову.

— А что бы я там делал? — устало спросил он. — После того как я, лежа в госпитале, получил это самое письмо, мне уже ничего не хотелось.