Железный крест

— Можешь мне кое-что пообещать, Рольф? — она вопрошающе смотрит на него. — Если начнется война, ты переедешь к нам в Цюрих. Отец найдет для тебя работу, и ты сможешь жить у нас до тех пор, пока не наступит мир. Обещаешь мне?

— Это невозможно, Анна, — твердо отвечает он и хмурит брови. Она разочарованно отворачивается. Он кладет руку ей на плечо: — Будь благоразумна. Мужчина не имеет права стать дезертиром. Можно убежать от закона и скрыться от блюстителей этого закона, но невозможно бежать от собственной совести. Я не могу этого сделать, — добавляет он, понизив голос.

Она обиженно отводит взгляд и смотрит на землю.

— Но ведь от меня ты можешь убежать, верно? Можешь уйти от меня, можешь годами не видеть меня и все из-за этой проклятой войны. Я для тебя ничего не значу. Ты ведь это хотел сказать, да?

— Ты говоришь неразумные вещи, Анна. Никогда не думал, что ты можешь быть такой. Послушай!.. — Он снова ложится и укладывает ее рядом с собой. — Ты должна меня понять. Если я расстаюсь с тобой, то знаю, что это всего лишь недолгая разлука. Но если я убегу из дома, то никогда не смогу вернуться обратно. В таком случае мне придется навечно остаться в изгнании, сделаться изгоем. Неужели ты этого хочешь?

Она ничего не отвечает и провожает взглядом плывущие по небу облака. Скоро пойдет дождь, думает он и поворачивается к Анне. Она лежит рядом, ее глаза закрыты. Он замечает, что плечи Анны слегка подрагивают, и нежно берет ее за руку.

— Ты должна понять меня, — говорит он. — Ты ведь не хочешь, чтобы я чувствовал себя как рыба, выброшенная на берег? Ты ведь не захочешь этого, Анна, скажи мне? Ты ведь не настолько жестока. — Когда она качает головой, он целует ее. Они лежат, касаясь друг друга, глядя на серебристый конус горной вершины. Неожиданно Анна приподнимается и садится.

— Я должна попросить тебя сделать то, в чем ты не можешь мне отказать.

— Разумеется, если это в моих силах.

— Я хочу завтра снова подняться на вершину. Хочу снова подняться на нашу гору. — Заметив недовольное выражение его лица, Анна наклоняется над ним и умоляюще заглядывает ему в глаза. — Мы можем завтра сесть на первый утренний поезд. Мы будем здесь в четыре часа, и у нас останется еще масса времени.

— Погода меняется, — сообщил он, посмотрев на облака.

— Завтра она улучшится.

Ему трудно отказать ей. На вершине горы сверкает свежий снег, а он хорошо знает, насколько непредсказуемой бывает погода в это время года. И все же… Он приподнимается и садится. Политическая обстановка в последнее время чрезвычайно обострилась. Война уже стучится в двери. Хотя он ничего не сказал Анне о своих опасениях, у него нет никаких сомнений в том, что она права. Не исключено, что это их последняя возможность побыть вместе перед долгой разлукой. И не важно, доберутся они до вершины или нет. В любое время можно повернуть обратно, внушает он себе. Это «их» гора. Именно там, на ее вершине, они встретились два года назад… Анна целует его, и он кивает в знак согласия…

Он снова и снова пытается найти опору для локтей, чтобы напрячься и вытащить ее. Но у него уже совсем не осталось сил. Она все еще высоко держит голову, не отрывая взгляда от его лица. Ветер ослабевает. Однако снег продолжает идти крупными мокрыми хлопьями. Его руки онемели и утратили чувствительность. Он лежит на горном склоне, его голова находится ниже туловища. Чувствуется сильный прилив крови к голове. Сильно шумит в ушах. Он понимает, что постепенно теряет власть над собственным телом. Его лицо покрыто влагой. Он видит, как снежинки тают на ее коже. Ему хочется протянуть руку и вытереть их. Он видит, как дрожат ее губы. Видит смертельный страх в ее глазах. Ему хочется сказать ей ободряющие слова, успокоить ее, но он не может сделать этого. Когда она неожиданно закрывает глаза, он понимает, что хватка его рук ослабевает…

Шум в ушах не утихал. Постоянный, монотонный, он, казалось, заполнял все окружающее пространство, врывался в подсознание, снова возвращая Штайнера в реальность. Сев, он почувствовал сырость на спине. Подняв голову, взводный понял, что идет дождь. Кроны деревьев раскачивались на ветру, но он угадал это исключительно по звукам, потому что самих деревьев в темноте не было видно. Штайнер несколько секунд бездумно смотрел вперед. Вскоре ему стало ясно, что он цепко держится за что-то мягкое и неживое. Испытав отвращение, он разжал пальцы и встал. Его одежда промокла до последней нитки. Штайнера передернуло. Что же случилось? — подумал он и тут же вернулся в реальность. Лес, взвод и… Дитц. Он сразу понял, что Дитц мертв. Взводный на ощупь отыскал фонарик, и, включив его, навел луч света на мертвого юношу. Рот Дитца был открыт, из-под полуприкрытых век видны белки глаз. Он уже стал практически неузнаваем. Штайнер с ужасом подумал о том, что все это время сжимал руки мертвеца. Он нагнулся, вытащил из-под безжизненного тела одеяло и накрыл им лицо умершего. Затем посмотрел на спящих солдат.