Железный поход. Том четвёртый. Волчье эхо

- Я не одержим Кавказом, атаман, но одержим верноподданическим чувством к России. Впрочем, - Михаил Семенович провел кончиком языка по верхней губе, вглядываясь в вырастающую и уходящую в горизонт цепь снеговых гор, - мои приверженности и вкусы меняются с каждым днем. Смотрите, голубчик, смотрите лучше, атаман! - Граф восторженно указал перчаткой на заснеженные, искрящиеся на солнце, подобно голубым алмазам, пики.

- Ну-т, горы, - обыденно буркнул Заводовский. - Я их тут боле двадцати лет наблюдаю. Устал, право.

- Вот именно, горы!.. - не слыша сентенции собеседника, подчеркнул Воронцов. - В гордом профиле Кавказа застыла красота и жестокость. Красоту я оставлю, а жестокость… сомну, уничтожу.

- Это как же вас понимать прикажете?

- Видите ли, Заводовский, я мог бы увести отсюда свою армию, оставив эту первозданную, девственную красоту нетронутой… И в ледяных чертогах Шамиля вряд ли бы прослезились по сему поводу, но!..

Граф победоносно посмотрел в напряженные от внимания глаза атамана и с лисьей, хищной улыбкой продолжил:

- Но вот какое дело, Заводовский… Каждое Божье утро, когда я просыпаюсь и совершаю прогулку верхом, я все больше и больше влюбляюсь в эту дикую, полную тайн и легенд страну. Нет, я не наивный романтик, Заводовский, я прагматик и реалист. Но признаюсь, голубчик, Кавказ покорил меня. Я всей душой люблю и ласковый, покладистый Крым, однако!.. - чувствую, без Кавказа мне будет одиноко, как без любимого младшего сына… Да, да, пусть непослушного и шкодливого, ну так ведь это до времени… до зрелости… Я отношусь к той категории отцов, Заводовский, кои не жалеют розгу, дабы не испортить дитя. Нет, нет, в Кавказе решительно есть магия, которая чарует. И именно это… заставляет меня, как Господа Бога, изгнать этих вероломных, грязных дикарей из рая. Что-что? - Граф, недовольный, что его перебили, с возмущением посмотрел на атамана.

- «Вероломных»! Как точно, ваше сиятельство! Это слово хотел сказать и я. Ваше высокопревосходительство! -Заводовский, как старый преданный пес, с тоскливым восхищением заглянул в глаза своему хозяину.

- Ну, что еще?! - Воронцов не скрывал раздражения. - Случилось невероятное? Да?! Вы привезли мне в мешке голову Шамиля?

- Никак нет, - обиженно промычал Заводовский, но тут же ожил лицом и горячо выдал: - Этот поход… этот святой поход… эта экспедиция! Вам… вам, отец родной, принесет славу самой просвещенной страны!

- Думаешь? - Граф не удержал улыбки.

- А как же-с?.. Даже очень обязательно, батюшка-государь.

«Да уж лучше шумную славу, - едко усмехнулся в душе граф, - чем тихое помешательство». А вслух отрезал:

- Я не лицемер, Заводовский. Я просто слуга России. Прошу помнить о сем.

- Да, да! - с готовностью подхватил атаман. - Не иначе! Я помню-с, ваше высокопревосходительство. За Тереком Россия, и она…

- О-о, нет, голубчик. Здесь вы опять не правы, - наставнически поправил наместник. - Зачем «за Тереком»? Теперь и это все Россия. - Воронцов сделал щедрый жест рукой, будто собирал до кучи все горные цепи Кавказа. - Вы и так, милейший, в России, ну-с, разве только что… на ее горячих границах… Вы можете, Николай Степанович, мне объяснить, в чем главное отличие Империи? Вижу, не напрягайте лба, вам это не по силам, любезный… Так вот: плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Так и государство - бездарно и недальновидно, ежели не мечтает стать Империей. Впрочем, вы… уже стали генералом, Заводовский. Поздравляю. Дерзайте стать главнокомандующим, мой друг.

- Но следует помнить и заветы Ермолова, ваше сиятельство. Не зря бают: тише едешь - дальше будешь.

Атаман поздно спохватился, с испугом уразумев, что наступил на больную мозоль графа. Воронцов поморщился, словно отведал кислющего зеленого крыжовника. Любое упоминание о Ермолове, равно и Вельяминове, выводило его из себя.

- Хорошая цитата подобна изюмине в хлебе, атаман, - холодно отрубил он. - Но не выпекай хлеб из одного изюма. Вам стоит заучить и другое, Заводовский: удача открывает двери даже там, где их нет. Я уже слышу, как мчится неистовая конница Шамиля…

- Где?! - всерьез насторожился атаман и огляделся окрест.

- У себя в голове, генерал, - снисходительно пояснил граф. - Впрочем, неважно. Вам сего один черт не услышать, Заводовский. Зато вы, насколько я осведомлен, недурно выучились танцевать лезгинку? Браво! Важное, я бы сказал, просто стратегически необходимое качество для генерала.

- Батюшка-государь… - В расширенных глазах атамана скакала мольба.

- Стыд не дым, глаза не выест. На первый раз прощаю вас, Николай Степанович. Но впредь не будьте буффонадным генералом. Ежели нет… и вы способны только на эти лубочные фокусы… обещаю, найду вам замену. Je vous arranderai ca⁴⁷.

И, уже не обращая внимания на стушевавшегося l'adjoint⁴⁸, окруженный подъехавшей свитой, граф обратился к человеку в пенсне из шумной компании гражданских чиновников.

- Что вы там без конца пишете, сударь? - Воронцов указал на торчавший из седельного подсумка пухлый блокнот.