Железный поход. Том четвёртый. Волчье эхо

Я спускался с гор. Неподалеку от Темир-Хан-Шуры, на окраине одного аула, меня встретили пять молодых парней, на год-два старше меня. У одного старое кремневое ружье было…

- Уо! Селям алейкум, ламорой⁵⁴ из Гимры! Хорошо, что ты попался нам со своей дохлой клячей. Угости джигитов персиками. Не видишь разве - жара? Пить хотим! - крикнул один из них и без спросу и разрешения запустил руки в мои корзины. - Э-э-э! Что за кислятину ты везешь? Челюсти сводит, волла-ги!

Наглецы врали… персики были сладкими. Но вместо благодарности они выплюнули мне под ноги надкушенные плоды и бросили с насмешкой в лицо:

- И это ты несешь-везешь продавать на базар в Темир-Хан-Шуру?! Свиньи, и те отвернулись бы от этого дерьма!

…Уж не помню, из какого они были тухума⁵⁵, из какой гары⁵⁶, - лукаво успехнулся Шамиль, проводя ладонью по своей огненной, крашенной хной бороде, - но шутки их мне не понравились. Я помню адат, помню законы: «Если рот держать закрытым, будет голова цела. Кто не поступает так, тот слабоумный». Видя к тому же, что их много, что все они меня старше, а у одного из них заряженное ружье… я попытался благоразумно пройти мимо. Но они окружили меня и принялись развьючивать лошадь, стаскивать с нее корзины с фруктами и хурджины, которые наполняли руки моей матери.

- Эй, не горцы вы разве? Обычаев не знаете?! Или гимринцев, что выше вас в горах живут, за мужчин не считаете?! - крикнул я.

Но они лишь надрывали животы от хохота и потешались над моим беспомощным и растерянным видом.

Имам замолчал, глядя на пляшущие языки пламени, а люди, сидевшие у костра и слушавшие с чувством трепетного благоговения историю великого Шамиля, встретились с его упорным прищуренным взглядом.

…Мирно потрескивал, фыркал ставший ярче рубина валежник; из соседней сакли тянуло душистым кизяком и жареными лепешками. Молчали в стылой дреме дагестанские горы.

- Что было дальше, Учитель? - неожиданно откуда-то сверху сорвался звонкий голос.

Старики, задрав головы, недовольно зашумели, гневно потрясая посохами.

- Пошли вон, дети шайтана! Молнии на вас нет!

- Чтоб повысохли ваши языки, а дым, выходящий из труб ваших саклей, стал тоньше крысиного хвоста!

- Кто посмел осквернить этот час?! Кто бросил камень в ровное течение исповеди Святого Человека?!

Шамиль властным жестом утихомирил громкокипящих аксакалов и чухби. Он давно приметил на ближайших плоских крышах домов.⁵⁷

> десятки сверкающих в отблесках костра глаз наблюдателей и слушателей, которые завороженно смотрели на него - своего защитника и Пророка, и ловили каждое слово.

- Что ж, и я был таким, уважаемые… Тоже взбирался на крышу послушать мудрейших и посмотреть на знаменитых воинов. Уж это всяко угоднее Аллаху, чем если бы они тайком ездили глазеть на крепости гяуров и слушать их лживые обращения к племенам гор. Эй, покажись, смельчак, что осмелился перебить меня!

Все замерли… Но в следующую минуту на крыше сакли, расталкивая приятелей локтями, объявился малец. Ни дать, ни взять - волчонок. Голенастый, худой, уши торчком, с блестящими живыми глазами, жадно и преданно озиравшими Шамиля. Цепкие детские руки крепко сжимали ножны и рукоять висевшего на поясе кинжала.

Имам не удержался, вновь улыбнулся излучинами губ и, уже обращаясь ко всем юнцам, «оседлавшим» ближайшие крыши, повысил голос:

- Ну что, волки, быстры ваши ноги? Остры ли ваши клыки? Готовы рвать глотки русским собакам?

- Аллах акбар! - точно выстрелы, грохотали десятки молодых голосов.

- Веди нас, Учитель!

- Прикажи седлать коней!

Шамиль удовлетворенно кивнул головой, увидев в багровом свете костра белозубые оскалы подрастающей смены.

- Придет время, и я буду ждать ваши кинжалы и шашки в своих рядах! Аллах велик!

- Ля илляха иль алла! - точно из одной груди вырвалось дружное, фанатичное, вечное.

- А теперь дослушайте до конца начатое!

Шамиль опять поднял руку, призывая к спокойствию и порядку. Крики и ликование прекратились мгновенно, взялась молитвенная тишина, так что ясно стало слышно тявканье и плач шакалов с дальнего склона ущелья.

…Рассказчик щелкнул бирюзовым зерном каменных четок. Его обветренное в бесконечных походах лицо буро потемнело от прихлынувшей крови. Речь стала рубленой, краткой, слова - тяжелыми, как свинцовые пули… и за ними чувствовалась сдержанность, таящая в себе силу.

- Аллах свидетель, в ту минуту я испытал страх… Взрослыми и большими показались они мне. В отрочестве всегда так… год кажется за три. Я хотел убежать, но не мог. Вы думаете, что Шамиль из Гимры никогда ничего не боялся?.. Позже никогда. С той поры я всякий раз вспоминал этот стыд, а когда вспоминал, то уже ничего не страшился.

…Их вожак, решив посмеяться над гимринцами, сорвал папаху с моей головы, отбежал и крикнул:

- Ты хвастаешь, что живешь ближе к орлам… Я живу у подножия горы, но кто из нас больше мужчина?! По мне, так ты ничтожнее коровьего помета.