Железный тюльпан

— Сними колье, дрянь, — глухо проговорила Рита. Я услышала в ее голосе трудно сдерживаемое бешенство. — И отдай Тюльпан. Колье не твое. Тюльпан не твой. Жизнь, которой ты, дрянь, живешь, — не твоя. Отдай! Отдай чужое! — Она прожгла во мне глазами две дырки. — Проститутка!

Услышав: «Проститутка!» — я вскочила и изо всех сил лягнула ногой стул. Он отлетел назад, кого-то ударив — сзади завизжали от боли. Драться так драться. Надо драться до конца, Алка. Так, как ты дралась на красноярской платформе с теми, кто потом в сугробе насиловал тебя. Тебя хотят поиметь, тебя хотят подчинить, тебя хотят убить — но ты дерись до последнего. Таков закон.

Закон наших холодных джунглей.

У тебя еще есть Тюльпан. Тюльпан, железный шар. Его можно кинуть в башку этой гадине и проломить ей висок. Или лучше ему. Зубрику. Тому, что справа.

— Тихо, Зубрик, Рита, не напрягайтесь, я сам ее возьму.

Голос слева. Бахыт. Я ничего не видела из-за мгновенной красной слепоты ненависти, застлавшей глаза.

Алмазы. В Тюльпане — алмазы. Этот антиквар помешан на алмазах. Они все помешаны на деньгах. Получи! Выкуси!

Я рванула Тюльпан из сумки, как гранату. Вот бы и правда это была граната, сорвать бы чеку, швырнуть им в лицо, подорваться самой. Я сжала в руке железный шар, и мой указательный палец странно попал между рельефом двух лепестков, и лепестки прищемили его, и я вскрикнула от боли, будто бы Тюльпан укусил меня, — и вдруг внутри железного цветка что-то щелкнуло, и мгновенно, будто они взорвались изнутри, лепестки разошлись в стороны, и посреди ослепительного сияния внутри раскрывшегося Тюльпана торчала длинная игла, наподобие шила, вроде длинного, очень узкого ножа или скальпеля: с лезвием, с острием, как миниатюрный меч сказочного эльфа.

Вот оно. Вот оно, оружие, что выковал старый Цырен в Чайна-тауне!

Визг из толпы поднялся гуще, волной. За какие алмазные трагедии, за какие алмазные копи и россыпи вы, сволочи, пришили Лисовского?! Отправили на тот свет Любу?!

Я скосила глаза. Внутри Тюльпана действительно светились алмазы.

И крупные — их было несколько, два или три, я не разобрала. И поменьше. И средние. И совсем мелкие.

Было такое впечатление, что изнутри железный цветок обрызган росой. Роса в чашечке цветка. На лепестках. На тычинках и пестике. Только этим пестиком можно убить человека.

Я подняла Тюльпан высоко, крепко держа его в руке, повернув раскрывшейся чашечкой — торчащим острым длинным шилом — к побелевшему лицу Бахыта.