Железный волк

Он отвернулся с плохо скрываемой улыбкой, при виде которой Юва почувствовала себя голой. Он знал, что она пьяна, и собственное превосходство пьянило её сильнее, чем водка.

Она затаила дыхание и нажала на один из рычагов. Железо ударилось о железо. Она повернула колесо и открыла ближайшую дверь. Ржавчина и пыль посыпались на пол шкафа. Гриф стоял неподвижно, хотя это давалось ему нелегко – это было видно по тому, как подрагивал сжатый кулак.

Юва попятилась к стене тоннеля и сползла на пол.

– Выходи, – произнесла она.

Гриф вновь появился в окошке. Он оказался неприятно близко, ведь теперь их разделяла всего одна запертая дверь. Юва отхлебнула из фляжки и напомнила себе, что расстояние между ними осталось в точности таким же. Она глотала водку вместе со страхом, который пестовала двенадцать лет.

– Мне было семь, когда я прочитала кровь в первый и последний раз, – начала она, понимая, что сейчас её прорвёт. – Я была в кабинете вместе с папой. Он протянул мне руку, как будто хотел, чтобы я проткнула её, как мама протыкает руки просителей. Трусливая игра. «До какого возраста я доживу? – спросил он. – Сколько ты мне дашь?» Какая тупость – задавать такие вопросы ребёнку! Люди вроде папы просто не могли умирать, и я сказала… – она сглотнула. – Я сказала: «Папа, ты никогда не состаришься».

Юва подавила горький смех. Никогда раньше она не повторяла вслух тех слов, и они горели в груди вместе с водкой и колотящимся сердцем дьявола.

– Я думала, он будет жить вечно, вот что я имела в виду, понимаешь? Но я оказалась права. Потому что тем вечером ты его убил.

Это было нелепое обвинение, она понимала. Отец испугался за её жизнь и напал сам. Если бы она сидела запертой в клетке, она бы тоже стала защищаться. Гриф понимал это и не моргая смотрел на неё.

Юва потрясла фляжку, которая значительно опустела, и принялась разглядывать его лицо сквозь прутья решётки.

– Я нарисовала тебя уже потом. Вышло совсем не похоже, теперь я это вижу. Но…

Она постучала по зубу ленивым движением, которое свидетельствовало о том, что она выпила больше, чем стоило.

– Только зубы, да? И когти. Я назвала тебя железным волком. Разве не остроумно? Я сложила вместе две вещи, которые увидела, – волка и железную клетку.

Юва загоготала и откинула голову назад, на холодную каменную стену.

– Я показала изображение железного волка маме, и она… Ну, теперь-то я понимаю, что она обалдела, так ведь? Зачем нужен ребёнок, который разбрасывает в разные стороны такие рисунки, если ты охраняешь тайного питомца вардари?

Глаза Грифа сузились, уголки губ опасно задёргались. Юва сделала ещё один глоток и махнула рукой в его сторону, как будто отметала обидные слова, в точности как делала мама.

– В общем… Мама устроила скандал. Она отвесила мне такую оплеуху, что у меня голова закружилась, Гаула её побери, и выбросила рисунок в камин. Это дьявол, сказала она, и если я буду разговаривать о нём, он сделается настоящим – и я поверила ей. Я поверила, что это я создала тебя и что, если я тебя не сожгу, произойдут кошмарные вещи. Как с папой. Неужели ей было так сложно хотя бы раз сказать, что это не моя вина?

По Грифу не было заметно, что он собирается отвечать. Рюген поступил бы не так, он бы утешил её и ублажил, запустив руку в её штаны, и ничего, кроме перепиха, этим бы не достиг. Создание, которое смотрело на неё, могло достичь многого, но ему было нечего сказать.

– И я стала бояться причинить людям вред. Держалась Броддмара и парней из охотничьего отряда. И Эстер. С пожилыми людьми я всегда чувствовала себя спокойнее: казалось, им я никак не смогу навредить. Когда я говорю «пожилые», я имею в виду шестидесяти-, семидесятилетних, понимаешь? Не тех, кто заявляет «посмотри на меня, мне почти тысяча лет, почему ты так редко приходишь».

Гриф вновь улыбнулся ей, самодовольно, но искренне. Юва махнула на него рукой и засмеялась. Ей показалось, она выиграла, выплеснув эмоции наружу.

– Ты не такой, как Рюген, так ведь? Самое плохое, он мне даже никогда не нравился. Просто в один прекрасный день он возник, а ещё ему не было до меня дела, так что это казалось безопасным. Ведь нельзя же навредить тому, кто не беспокоится о тебе, правда?

Во рту у неё пересохло, она ощущала привкус дыма.

– Нет, это далеко не худшее. Самое жуткое – это страх. Всегда. Даже когда я не боялась, то боялась, что скоро страх вернётся. Я ведь не могла доверять себе, своим чувствам. Чёрт, я жила с чтицей крови, которая отчаянно врала за деньги! Она бессовестно раздавала годы жизни и судьбы. Я ненавидела это. Ненавидела её, дом, кровавые жемчужины, которые заставляют людей верить, что она мудра и прозорлива. Я ненавидела вардари, которые давали ей жемчужины, не думая о том, что разносят волчью хворь. Иногда я надеялась, что она… что она подхватит её. Что она заболеет.