Железный занавес. Подавление Восточной Европы (1944–1956)

Наконец настал час освобождения. В начале февраля 1945 года Гарасин и его солдаты преодолели Карпаты; Гарасин впервые попал в Венгрию после тридцатилетнего перерыва. К 12 февраля они достигли Дебрецена, города на востоке страны, который стал ее временной столицей. Авантюры закончились. Гарасин, который имел советский паспорт, сразу же был приписан к Союзной контрольной комиссии. Он утратил связи со своими партизанами, погрузившись в пропагандистскую и издательскую работу, а потом, согласно официальной версии, вообще вернулся в Советский Союз[261].

Не имея на то особого умысла, Гарасин изложил историю своей жизни так, что в ней остроумно и правдиво запечатлелась подлинная история венгерских партизан-коммунистов. После 1945 года будущие коммунистические лидеры будут превозносить их как героев, но на деле Красная армия почти не обращала на этих бойцов внимания. История Гарасина интересна также и тем, о чем ее автор предпочел умолчать. Мы почти ничего не знаем о том, чем он занимался в 1920-е или 1930-е годы, а также непосредственно после войны. В связи с этим многие долгое время подозревали, что он был высокопоставленным офицером НКВД, тем более что позднее Гарасин стал известен как человек, который «импортировал» технологию советского ГУЛАГа в Венгрию[262].

История жизни нашего героя указывает на важную роль, которую в Восточной Европе в целом и в Венгрии в частности сыграли те представители спецслужб, кто не относился к местным коллаборационистам, как «куйбышевцы», но имел советский паспорт и, возможно, с самого начала был связан с НКВД. Гарасин был венгром по происхождению, но, по его собственному признанию, полностью интегрировался в советскую жизнь. У него была русская жена, он получил русское образование, а в 1915–1945 годах безвыездно жил в России. Гарасин не просто испытывал симпатию к Советскому Союзу, он сам был советским человеком. В свете сказанного едва ли можно удивляться тому, что когда он в начале 1950-х годов распоряжался венгерскими трудовыми лагерями, они намеренно выстраивались по советским лекалам[263].

Как уже было сказано, НКВД начал подбирать надежные кадры среди немецких коммунистов еще до того, как партийцы попали в Берлин. Кроме того, для руководства ими был выделен один из опытнейших советских офицеров. В апреле 1945 года генерал Серов простился с Варшавой и отправился в Германию, где он первым делом поделил Берлин и другие города советской зоны оккупации на «оперативные сектора». Но реальные полномочия немецким особистам он дал не сразу. Советское командование полагало, что немцы, включая немецких коммунистов, нуждаются в большей опеке, чем прочие жители Восточной Европы. Так, немецким полицейским не разрешалось носить оружие вплоть до января 1946 года. Даже после того, как под контроль немецких властей была передана гражданская полиция, все персональные назначения по-прежнему санкционировались советской военной администрацией[264]. Лишь в марте 1948 года представитель советского МВД в Восточной Германии согласился информировать руководство Немецкой коммунистической партии о планируемых арестах.

Действуя осторожно и неторопливо, советская администрация в 1947 году приступила к созданию немецкой политической полиции. Но даже тогда не все одобряли эту идею. Например, советский министр внутренних дел Виктор Абакумов полагал, что новоявленное полицейское ведомство обязательно станет мишенью для западной пропаганды: его будут выдавать за «новое гестапо». Более того, он по-прежнему не доверял немцам, сетуя на то, что «немецкие кадры, прошедшие тщательную проверку, слишком малочисленны». Тем не менее, несмотря на все возражения, набор сотрудников был открыт. Как полагает Норман Наймарк, в НКВД наконец поняли, что непонимание Германии и немцев, присущее его сотрудникам, вызывает возмущение в немецком обществе. Однако потребовалось некоторое время, чтобы новый департамент — его называли «К5», или «отдел К», — обрел силу. Первоначально предназначавшееся для контроля над самой немецкой полицией новое ведомство получало указания непосредственно от представителей советского МВД, игнорируя региональные и центральные органы власти Германии[265]. В одном из дошедших до нас документов той эпохи — большая часть архивов позже была изъята КГБ и, скорее всего, уничтожена до 1989 года — упоминаются тренировки новых сотрудников, а также приводятся списки их участников. В первых строках идут фамилии советских консультантов[266].