Жёлтая магнолия (СИ)

— Шла бы ты, Марчелла, по своим делам, как шла. И не болтала бы ерунды, — ответила Миа, стараясь выглядеть беззаботной.

Но слова молодой гадалки осели в душе, как песок на дне ведра. И в тот же вечер она заглянула в шатёр мамы Ленары, чтобы узнать об этом гадании. Она принесла плитку отличного табака, купленного специально для такого случая, и уселась прямо на ковре, подогнув под себя ноги.

— Что, задобрить меня думаешь? — усмехнулась мама Ленара, разламывая плитку табака и набивая трубку. — Да не меня надо, а Светлейшую… А Марчеллу ты не слушай, у неё язык как весло, и гребёт так же. Хотя… Карты тебе, и правда, выпали плохие. Но, видно, от судьбы не уйдёшь, хоть твоя мать и пыталась тебя у неё выкупить. Всем пожертвовала…

— В каком смысле?

— Да ни в каком, придёт время узнаешь, — ответила мама Ленара, раскуривая трубку. — Рано тебе пока ещё это знать. Потому что нет хуже предсказания, чем сделанное не ко времени. Пока не знаешь — всё можно изменить, а предсказанное уже изменить будет трудно. А Марчеллу ты не слушай. Не слушай её. Бестолковая она, да завистливая. И глупая. А ты теперь снова среди нас, глядишь, всё и обойдётся. Иди, милая. Иди. В гетто тебе ничего не грозит.

Клубы дыма окутали старую цверру, и Миа вышла из шатра. Всё равно мама Ленара больше ничего не скажет.

Марджалетта была погружена во тьму. Чёрное небо раскинулось от края до края, но звёзды едва проглядывали. Летом звёзд мало: слишком много влаги в воздухе. Где-то в устье реки, впадавшей в лагуну, громогласно пели лягушки, и неподалёку, у костра, Джакомо играл на мандолине, а кто-то подпевал ему, в такт потряхивая бубном.

Но Миа не стал присоединяться к веселью, пошла прочь и села на поваленное дерево прямо у воды.

То, что сказала мама Ленара, теперь не выходило из головы. От чего пыталась защитить её мать? Чем она пожертвовала ради неё?

То, что её мать была другой, Миа поняла ещё в детстве — слишком уж непохожа она была на темноволосых смуглых цверров. И говорила не так, как они. У неё была грамотная речь, она умела писать и читать, и её научила. Но почему она жила в Марджалетте? Этого Миа не знала, а мать никогда не рассказывала. Зачем отдала её в пансион? И зачем потом забрала её так внезапно? Купила эту лавку, а потом исчезла. Говорили, она утонула. В протоке на старой коряге нашли её сумку и платок. С тех пор прошло уже несколько лет, но только сейчас Миа услышала, что есть в этом всём ещё и какая-то тайна. Может поэтому мать всегда накручивала на голову огромный тюрбан из-под которого свисали фальшивы чёрные косы? И глаза подводила углём, а губы красила кармином. Она избегала некоторых домов и не ходила туда, даже если приглашали и сулили немало денег. А на слова Дамианы отвечала, что за иные деньги по неосторожности можно и жизнь продать.

Миа снова вспомнила слова матери, как та часто повторяла ей, что нельзя говорить людям всей правды. Нельзя говорить всего, что видишь, и нужно обязательно смотреть в шар перед тем, как предсказывать.

Пусть лучше тебя недооценивают, девочка моя. Никогда не хвастай и не рассказывай о том, как много ты можешь узнать. Будь осторожна…

Она так часто повторяла эти слова, что Миа впитала их кожей. И до недавнего времени она и была осторожна. До того момента, как Ногарола решил отобрать у неё лавку и всё пошло наперекосяк.

Как же ей узнать, что имела в виду её мать и мама Ленара? Что за опасность ей угрожает? О, Серениссима, да что же это за чёрная полоса?!

И она решила: так или иначе, она вытянет из Марчеллы, что ещё та слышала от мамы Ленары. Марчелла глупа, вот и славно — нетрудно будет её разболтать. Пожалуй что, надо купить ей бусы в подарок.

С этой мыслью Миа отправилась спать. План, какой-никакой, у неё сложился, и это успокаивало. Знать, что можно что-то изменить, всё же лучше, чем сидеть в неизвестности и покорно ждать удара судьбы. Что бы там ни было — без боя она не сдастся. Завтра вечером она посидит с Марчеллой у костра, подарит ей бусы, а может, даже и место своё уступит на рива дель Боккаро — Жирная неделя уже всё равно заканчивается. Она узнает всю правду, а там Светлейшая укажет, что ей делать.

Но её планам не суждено было свершиться. На следующий день, прямо после полудня, когда она прятала в сумку тридцать сантимов, только что взятых за гадание, на красный платок с колодой карт упала густая тень.

— Эй, красавица! А мне погадаешь?

Миа подняла голову и увидела долговязого Пабло.

Позади него стояли те самые двое сикарио Скалигеров, один из которых в прошлый раз тащил её на плеч. Чуть поодаль маячил косоватый Жильо, а у стены дома со своей неизменной тростью и в плаще замер маэстро Л'Омбре, и неизвестно, сколько он там стоял и вот так её разглядывал.

О-ля-ля! Попалась птичка!

Глава 10. Найм на работу