Желтая жена

И тогда я вспомнила о Коррине Хинтон: такая же рабыня, как я, но живется ей лучше, чем некоторым белым женщинам на плантации. Во всяком случае, на вид она кажется гораздо счастливее миссис Дельфины. Мама приложила немало усилий, чтобы подготовить меня к жизни на свободе, и хотя плану ее не суждено было осуществиться, кое-какие преимущества я все же получила: мисс Салли занималась моим образованием, я никогда не работала в поле, меня не подвергали физическим наказаниям, я всегда досыта ела и спала в мягкой постели. Могу ли я обеспечить такую жизнь моему сыну? Нашему с Эссексом сыну. Если бы возлюбленный стал разыскивать меня, удалось бы ему найти нас здесь? Честно говоря, это было почти немыслимым. Оказавшись в тюрьме, я надеялась, что мастер Джейкоб вот-вот явится и заберет меня отсюда, но надежда на скорое избавление умерла вместе с прежним хозяином. Нет ничего глупее, чем рассчитывать на помощь покойника. Пришло время самой позаботиться о собственном благополучии. Как ни претила мне мысль позволить Тюремщику овладеть моим телом, как ни больно было осознавать, что этим поступком я отказываюсь от Эссекса, но необходимость защитить сына перевешивала все прочие доводы. Дни беззаботной юности остались позади, настала пора принимать решения и вести себя так, как подобает взрослой женщине.

В тот вечер, принимая ванну, я плакала, прощаясь с девической чистотой и невинностью, которые у меня еще остались. Затем, сидя на краю постели в домашнем халате, я кормила и укачивала Монро. Когда Тюремщик прислал Эбби сказать, что ждет меня в гостиной, я со вздохом поднялась, подошла к гардеробу и распахнула дверцы. Три платья по-прежнему висели внутри. Пробежав по ним пальцем, я остановилась на темно-бордовом с кружевной вставкой.

– Отличный выбор, – похвалила Эбби. Она держала Монро на руках, тихонько поглаживала младенца по спине и наблюдала, как Джули затягивает меня в корсет. Точно так же в свое время я одевала миссис Дельфину. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Джули расстегнула пуговицы на платье и подала его мне. Затем зачесала волосы назад и собрала их в высокую прическу. Эбби велела мне пощипать щеки, чтобы кожа порозовела, и удовлетворенно кивнула:

– Прекрасно выглядишь!

Я поцеловала Монро, вышла из спальни и плотно затворила за собой дверь. Помедлив, двинулась через холл в гостиную. Завидев меня на пороге, Тюремщик расплылся в довольной улыбке. Светившееся в его глазах восхищение придало мне сил, и я вошла в комнату.

– Ты очень красивая, – сказал Лапье.

– Благодарю. – Я прошла на свое привычное место.

– Надеюсь, сегодня вечером ты будешь сопровождать меня в спальню.

– А что, сегодня не будет десерта? – удивилась я.

– Ты хочешь получить десерт?

– Да, пожалуйста.

Он велел Эбби принести сладкое для нас обоих и бокал вина для него. Лапье ерзал в кресле, словно капризный ребенок, которому не терпится поскорее развернуть подарок. Я ела так медленно, как только могла. Тюремщик больше не наблюдал за тем, как я отправляю в рот кусок за куском. Свой пирог он проглотил в три укуса.

– Так ты проводишь меня в спальню? – снова поинтересовался Лапье.

Я отставила тарелку.

– Не желаете послушать музыку, сэр?

– Нет.

– Всего одну пьесу. Мне будет приятно.

– Ну, если тебе так хочется, – простонал он.

Я неторопливо подошла к инструменту и села. В тот вечер я играла песню, которую сама сочинила. Это была история любовного треугольника: девушка любит юношу, но отдана другому. Пальцы легко скользили по клавишам, а сердце пело о глубоком и подлинном чувстве, и в то же время я прощалась с любимым.

– Пойдем скорее, – умоляющим тоном произнес Лапье. Голос у него дрогнул, а еще через мгновение хозяин оказался у меня за спиной. – Клянусь, я не причиню тебе вреда.

Я подала ему руку, и он принял ее.

– Но прежде вы должны кое-что пообещать мне.

– Все что угодно.

– Вы должны пообещать, что никогда не разлучите меня с сыном.

Он смотрел на меня горящими глазами. Затем кивнул.

– Ладно.

– И не возьмете в дом другую женщину. До тех пор, пока я живу в этой тюрьме, вы будете верны мне.

– Даю слово. – Он наклонился и поцеловал меня в губы. Мне стоило огромных усилий подавить рвотный позыв.

Поднимаясь по лестнице, я чувствовала, как внутренности в животе сворачиваются в тугой клубок. Приходилось цепляться за перила, чтобы не развернуться и не броситься наутек. В спальне Тюремщика стояла широкая кровать под высоким балдахином, на прикроватном столике горела свеча. Я вошла на подгибающихся коленях и, дрожа всем телом, опустилась на край постели. Лапье остановился на пороге, возясь с ремнем на брюках. Потом захлопнул дверь ногой.

Глава 17 Разбитая