Желтая жена

Я зашла в мастерскую, где держала аптечку, и достала баночку с мазью, которую приготовила из бараньего жира и корней одуванчика. Прихватив ее, я отправилась на кухню. Элси устроила Томми у себя в комнате на втором этаже, на том же самом тюфяке, где когда-то лежала я, сраженная лихорадкой и смертельной усталостью. Сейчас для Элси настала пора ухаживать за Томми. Я наблюдала, как она обтирает мокрым полотенцем окровавленную спину мальчика. Когда Элси закончила, я опустилась на колени возле лежанки и начала осторожно наносить мазь на его раны. Томми вздрогнул и застонал. Я поддержала его голову и дала сделать глоток настойки из коричневого пузырька – самого сильного из маминых обезболивающих. Томми мгновенно провалился в сон. Однако, когда я собралась уходить, внезапно пришел в себя и попытался что-то сказать:

– Масса велел…

– Тише, тише, дорогой, – я коснулась щеки больного, – отдыхай. Я позже зайду проведать тебя.

* * *

Вернувшись в мастерскую, я поняла, что после пережитого сегодня утром не могу сосредоточиться на работе. Сгоревший стог сена не был для Тюремщика серьезной потерей. Устроенное им наказание служило скорее демонстрацией власти: Лапье нравилось затягивать удавку на шее рабов до тех пор, пока нам не начнет казаться, будто мы и вздохнуть не смеем без позволения хозяина.

Я взялась за починку старых одеял, рубашек, носков, а также сшила из куска серой холстины несколько балахонов для тех несчастных, кого приводили в тюрьму почти нагишом, даже в зимние месяцы. Покончив с делами, я отправилась домой – нужно было успеть проведать детей и переодеться к ужину. Но когда я шла через двор, ко мне подбежал Бэзил.

– Мисс Фиби, у Томми начался жар.

Я вернулась в мастерскую, прихватила сумку с лекарствами и пошла следом за камердинером на кухню. Томми распластался на тюфяке, лоб мальчика пылал, а тело сотрясал озноб. Я влила в рот больному несколько капель снадобья из коричневого пузырька.

– Принесите половинку луковицы и поставьте возле кровати, – велела я хлопотавшей внизу Элси, накладывая толстый слой мази на спину мальчика.

Я спешила, зная, что Тюремщик рассердится, если по возвращении из таверны не застанет меня дома.

– Загляну снова, как только смогу, – сказала я Элси, проходя через кухню. – И не забудьте про лук.

Кухарка что-то буркнула, сердито помешивая в кастрюле на плите.

Тюремщик все же опередил меня.

– Если не возражаешь, я задержусь еще на минутку, только загляну в детскую, хорошо? – произнесла я нежным голосом. Тон получился гораздо более вкрадчивым, чем хотелось бы, но мне трудно было понять, как следует разговаривать с Тюремщиком, чтобы не нарушить хрупкое равновесие.

– Принеси Эстер в столовую, – велел он. – Хочу видеть за ужином вас обеих.

Когда я вошла в детскую, Монро бросился ко мне навстречу и уже вскинул руки, требуя, чтобы я взяла его. Но я только чмокнула сына в макушку и наклонилась к Эстер. Монро разразился плачем. Джули подхватила малыша и принялась целовать в живот, в щеки и шею, но ребенок не желал успокаиваться – ему нужна была мать.

– Детка, мама скоро вернется. Побудь пока с Джули.

– Нет. Мама. Мама! – Сын заливался слезами и продолжал тянуться ко мне.

Мне не хотелось дополнительно испытывать терпение Лапье: он не любил ждать, а после сегодняшней вспышки и вовсе был на пределе. Поэтому я быстро прижала Монро к груди, поцеловала его заплаканное личико и передала ребенка Джули, а сама взяла Эстер. Идя с дочерью по коридору, я слышала, как сын надрывается за закрытой дверью: «Мама. Нет! Мама».

Я вошла в столовую, устроила Эстер на коленях у ее отца, а сама заняла привычное место справа от него.

– Мои дорогие леди, – расплылся в улыбке Тюремщик. – Итак, давайте поужинаем.

Мы приступили к еде. До самого конца ужина я слышала горький плач Монро, доносившийся из глубины дома.

Глава 23 Чужой

Изабель родилась 20 апреля 1855 года. Кожа девочки была такой же светлой, как у ее старшей сестры, но манера оживленно жестикулировать и высоко вскидывать подбородок неизменно напоминала мне маму. Одиннадцать месяцев спустя на свет появилась Джоан. Она была чуть смуглее сестер и оказалась ужасной непоседой, к тому же наотрез отказывалась оставаться с няньками: ни Джули, ни Эбби ей не нравились, поэтому приходилось брать девочку с собой в мастерскую. Но и тут она не желала сидеть спокойно. Чтобы хоть как-то работать, я приматывала ее к спине куском ткани. Джоан едва исполнилось полгода, когда живот у меня снова начал расти.