Желтая жена

Если бы кто-то спросил меня, как Тюремщик относится к дочерям, я ответила бы, что Эстер – его любимица. Большую часть свободного времени он проводил с ней в бесконечных играх и болтовне. В свои четыре года живая и сообразительная девочка все схватывала на лету. Лапье позволял мне читать детям книжки, и вскоре Эстер научилась различать в тексте короткие односложные слова. Что касается игры на фортепьяно, тут она оказалась не очень способной. Каждый день я заставляла ее играть гаммы, но Эстер ненавидела эти упражнения, из-за чего мы постоянно ссорились. Девочка росла упрямой как мул – черта, которую она явно унаследовала от отца. Единственный, с кем у Эстер никогда не случалось размолвок, был ее старший брат.

Эти двое были неразлучны. Они вместе бегали и играли в небольшом садике позади дома, делились игрушками и придумывали разные проказы. Но когда приходило время занятий, я отсылала Монро, не желая показывать Тюремщику, что обучаю сына грамоте. Наши с сыном уроки проходили в те часы, когда рядом никого не было, и я не уставала напоминать мальчику, чтобы он держал их в секрете. Я рассказывала ему о рабах, которым выжигали глаза, если узнавали, что они умеют читать.

– Мама, а я что, раб? – спросил однажды Монро, когда мы устроились в укромном уголке в глубине конюшни.

Я растерялась: как ответить на этот вопрос?

– Знаешь, в каком-то смысле все, кто живет здесь, являются рабами Рубина Лапье, потому что он владелец тюрьмы.

– Даже ты?

Я проглотила ком в горле.

– Даже я.

– Но он добр к тебе. – Монро сломал соломинку, которую держал в зубах. – А меня ненавидит.

– Неправда.

– Правда. Он всегда играет с Эстер, смеется, щекочет ее, а на меня не обращает внимания.

Я притянула сына к себе.

– Вот так щекочет? Так? – Я тискала и щекотала его, пока мальчик, задыхаясь от смеха, не повалился в сено. Я надеялась, что наша игра поможет ребенку забыться и отвлечет от грустных мыслей.

Окна в задней части дома были открыты настежь, долетавший снаружи легкий ветерок приносил в комнату приятную прохладу. Теперь мы использовали гостиную в качестве места для игр, поскольку в детской стало тесновато. Изабель уснула у меня на коленях, а Джоан ползала по ковру. Она недавно начала передвигаться самостоятельно и теперь норовила засунуть в рот все, что попадалось под руку. Джули ушла на кухню готовить детям полдник: тертые яблоки с арахисом.

Старшие дети играли в свою любимую игру «горячо – холодно»: Монро прятал куклу сестры, а она отправлялась на поиски игрушки. Обычно Эстер удавалось довольно быстро справиться с задачей, но сегодня она была в капризном настроении и вскоре начала требовать, чтобы Монро вернул вещь.

– Монти, где Лили?

– Ты должна сама найти ее! – поддразнил Монро.

– Мама, мама, пусть он отдаст мою куклу!

– Поищи хорошенько. Уже почти «горячо».

Эстер сердито топнула ногой и разразилась плачем. Как правило, в таких ситуациях Монро прекращал игру. Но сегодня он не сдавался. Крики и препирательства продолжались некоторое время и начали действовать мне на нервы. Я уже собиралась положить конец ссоре, как вдруг на пороге появился Тюремщик. Он пересек гостиную, стуча тяжелыми ботинками по деревянному полу, схватил Монро за плечо и поволок к ближайшему стулу.

– Дорогой, – попыталась я урезонить Лапье, – дети просто играли.

Но он пропустил мои слова мимо ушей. Плюхнувшись на стул, он швырнул Монро себе на колени лицом вниз и принялся шлепать ладонью по спине. Вжих. Вжих. Вжих.

– Папа, папа, не надо! – закричала Эстер.

Тюремщик продолжал колотить мальчика. Вжих. Вжих. Вжих. Испуг на лице Монро сменился гримасой подлинного ужаса, и я мысленно поблагодарила Бога за то, что в свое время категорически запретила Тюремщику держать в доме орудия пыток – хлысты и плетки. Но каждый удар ладони по спине моего сына звучал для меня как раскат грома.

– Достаточно! – наконец выкрикнула я, поднимаясь с места.

Эстер подбежала к отцу и протиснулась ему под локоть.

– Папа, перестань обижать Монро. Пожалуйста, прекрати!

Слезы ручьем бежали по ее румяным щекам, ленточка в волосах развязалась, и локоны рассыпались по плечам. Увидев искаженное страданием лицо дочери, Тюремщик спихнул Монро с коленей и подхватил Эстер на руки.

Монро отполз на четвереньках подальше от разъяренного Лапье, спрятался за ножкой стола и затих. Но пока шло наказание, он не издал ни звука: я научила сына хранить молчание в присутствии Тюремщика. Мама всегда говорила: «Меньше шума – меньше неприятностей». Эту мысль я с детства внушила моему мальчику.

Тюремщик поцеловал дочь, спустил ее на пол и вышел из гостиной. Едва дверь за ним захлопнулась, я бросилась к Монро. Только сейчас он дал волю слезам.

– Я же говорил, он ненавидит меня.

Я еще крепче обняла сына.

– Нет, это не так.

– Так, именно так! – Монро захлебнулся слезами.

Эстер подошла к нам и тоже обняла брата. Так мы и сидели втроем, пока Монро не успокоился. Но когда Эстер предложила ему продолжить игру, мальчик отказался.

* * *

Тюремщик вернулся домой к обеду. Усевшись за стол, он позвал Эбби.