Желтая жена

Я опустила глаза, не решаясь взглянуть в лицо сыну, и сняла травинку с его хлопчатобумажной рубашки. Осмелюсь ли я когда-нибудь снова подумать о свободе или эта мечта умерла вместе с мастером Джейкобом и была похоронена еще до рождения дочерей? По правде говоря, бо́льшую часть времени я думала о том, как освободить моих детей. Особенно Монро, потому что девочкам, судя по всему, достойная жизнь была обеспечена – во всяком случае, до тех пор, пока наш с Тюремщиком договор остается в силе.

Я взяла маленькие ручки сына в свои.

– Помни, я всегда буду защищать тебя. А пока мы живем здесь, веди себя хорошо, слушайся тетю Элси и не забывай, о чем я говорила тебе.

Время шло, дни складывались в недели, но мне не удавалось навещать сына так часто, как хотелось. Монро, в свою очередь, с утра до вечера был занят на кухне: таскал ведра с водой, складывал дрова и выполнял разные мелкие поручения. Сама я тоже разрывалась между работой в мастерской днем и игрой перед посетителями таверны по вечерам, едва находя минутку, чтобы заглянуть к девочкам в детскую. К тому же новая беременность оказалась гораздо тяжелее предыдущих. Каждый шаг требовал неимоверных усилий, словно я передвигалась по шею в воде. Для себя я решила, что это будут последние роды. Среди рецептов в моем дневнике имелся один особенно надежный, который помогал избежать наступления беременности, и я собиралась воспользоваться им.

* * *

Я сидела в мастерской, опустив голову на руки, сложенные на краю рабочего стола, когда Бэзил привел очередную девушку. Камердинер ушел, оставив рабыню на мое попечение.

– Вы хорошо себя чувствуете? – спросила она.

– Да, все в порядке. – Я заставила себя подняться. Девушка была хороша собой и, похоже, не нуждалась в особых приготовлениях. Я выбрала для нее платье теплого розового оттенка. Пока я подгоняла его по размеру, девушка сообщила, что ее зовут Флоренс. Я слушала историю Флоренс, чтобы позже записать в дневник, и тут меня настигла внезапная боль. Она была такой сильной, что я охнула и согнулась пополам. А затем отошедшие воды хлынули на пол.

– Ребенок, – выдавила я, невольно начиная тужиться.

– Позвать кого-нибудь? – пролепетала Флоренс.

Но я не могла произнести ни слова: меня охватил озноб, зубы стучали, отбивая мелкую дробь. Флоренс распахнула дверь во двор.

– Сюда, нам нужна помощь! – завопила она. – Пожалуйста, кто-нибудь, помогите!

Ухватившись за спинку стула, я присела на корточки, чувствуя, как ребенок стремительно движется вниз.

– Нет времени, – прорычала я сквозь стиснутые зубы. – Придется тебе. Ты… ты знаешь, как принимать роды?

Флоренс кивнула. Она стянула с меня нижнюю юбку и панталоны. К тому времени, когда юная повитуха опустилась на колени, чтобы проверить, как идут дела, головка уже показалась наружу.

– Похоже, малыш готов встретиться с мамой, – сообщила моя помощница и, протянув руки, поймала ребенка. – Мальчик. – Флоренс приподняла его, чтобы я могла взглянуть на сына.

Но младенец не кричал, как полагается новорожденному.

Флоренс перерезала пуповину портновскими ножницами и завернула ребенка в лежавшей на столе кусок мягкой ткани. Я сползла на пол, чувствуя холод и влагу. Пока Флоренс закутывала меня в подвернувшийся под руку старый плед, я думала: «Мальчик. Его первый сын. Да будет Господь милостив к этому ребенку».

Глава 24 Сыновья и наследники

Но Бог не проявил милосердия.

Эбби помогла нам добраться до дома и уложила в постель. Кожа младенца была сухой и горячей. Прошло два часа после рождения, но мальчик так и не взял грудь. Он задремал, а я с тревогой смотрела на его полыхающее личико и судорожно соображала, как в такой ситуации поступила бы мама. Внезапно дверь распахнулась и на пороге появился Тюремщик.

– Мальчик? Это правда?

– Да, – кивнула я.

Он подошел к кровати и осторожно взял ребенка у меня из рук. В глазах Лапье стояли слезы. Он и раньше плакал над каждой из наших новорожденных дочек, но на этот раз все было по-другому.

– Мы назовем его Рубин.

Я знала, что никогда не стану звать сына Рубином. Для себя я уже придумала ему имя: Бин.

– С ним что-то не так, – поделилась я опасением. – Чувствуешь, какой он горячий? Думаю, стоит послать за доктором.

На лице Тюремщика отразилось беспокойство. Он вернул младенца и быстро вышел из комнаты, а вскоре я услышала настойчивый стук в дверь. Седой доктор с горбом над правой лопаткой вошел в спальню. В руках он держал большой кожаный саквояж, на шее у него висел стетоскоп.

– Позвольте? – Врач взял младенца, положил на край кровати и развернул одеяльце. Внимательно осмотрев Бина, доктор вздохнул и объявил свой вердикт: у ребенка послеродовая горячка. – Мальчик проживет дня два-три. Мне очень жаль, мэм.