– Ради дела я готов на все. – Тюремщик икнул. На шее у него болтался развязавшийся галстук, а на белой рубашке расползлось большое винное пятно. – Фиби?
Я ненавидела эту манеру произносить мое имя с вопросительной интонацией, хотя понятно было, что он подзывает меня, как собаку. Я повиновалась, встала из-за инструмента и подошла к нему. Тюремщик обхватил меня за плечи, чтобы самому тверже держаться на ногах, и мы двинулись к дому.
– Прекрасное вышло представление, верно? – с довольным видом выдохнул он.
– Ты превзошел самого себя, – подтвердила я.
– Отделал ниггера на славу, до конца дней будет помнить Рубина Лапье.
Он притянул меня к себе и чмокнул в шею влажными губами. Когда мы вошли в гостиную, Тюремщик принялся звать Эбби, требуя выпивки.
– Дорогой, поднимайся наверх, я сама налью и принесу в спальню.
Он наклонился и поцеловал меня в губы.
– Умная девочка! За это я и выбрал тебя.
Я подошла к бару и плеснула в стакан приличную порцию виски. Руки у меня дрожали. Я прислушивалась к тяжелым шагам на лестнице. Когда все стихло, тоже поднялась и юркнула к себе. Пузырек со снотворным хранился в ящике туалетного столика. Я влила несколько капель в стакан Тюремщика и отправилась к нему в спальню.
– Вот, держи, – я протянула ему напиток.
Лапье сидел на краю постели, пытаясь скинуть сапоги.
– Позволь помогу тебе раздеться.
Тюремщик залпом опрокинул виски. Я неторопливо стянула с него сапоги, затем – носки и начала расстегивать брюки, но не успела спустить их, как Тюремщик повалился на спину и захрапел.
Я быстро вернулась к себе, сняла дорогие украшения и извлекла из тайника под половицей ожерелье с сердечком, которое перед уходом с плантации подарил мне Эссекс. Переодевшись в простое рабочее платье, я достала из аптечки лекарства и рассовала пузырьки по потайным карманам нижней юбки.
Лестница в большом доме была рассохшейся и ужасно скрипела. Но годы беготни по ней вверх-вниз – из спальни на втором этаже в детскую на первом и обратно – научили меня, куда не следует наступать, если хочешь проскользнуть незамеченной. Я заглянула в буфетную, налила полную флягу воды и завернула в платок кусок ветчины и ломоть хлеба. Выйдя из дома, я двинулась вдоль хозяйственных построек, стараясь держаться в их тени. Двор был завален мусором, который толпа зрителей, явившихся посмотреть на экзекуцию, оставила после себя. Я кралась, прижимаясь к стенам, и озиралась по сторонам – нет ли поблизости охранников. Но вокруг было тихо. Наконец я добралась до здания тюрьмы. Эссекса держали отдельно от остальных пленников, в крошечном чердачном помещении на самом верху, куда вела наружная лесенка, крутая и узкая. Вскарабкавшись по ней, я увидела, что ключ от камеры висит на гвозде прямо возле двери. Чтобы пролезть через низкий проем, пришлось согнуться пополам. Внутри стояла кромешная тьма. Я зажгла свечу.
– Эссекс, ты здесь?
Глава 29
Встреча
Ответом мне стало молчание. Когда глаза привыкли к темноте, я увидела, насколько крошечной была камера, примерно шесть на восемь футов; из мебели – только прибитый к стене топчан из неструганых досок, поверх которого валялось скомканное ветхое одеяло. Эссекс распластался на полу. При моем появлении он не шелохнулся и не издал ни звука. Руки узника были скованы цепью. В воздухе висел тошнотворный запах крови и гниющей плоти.
– Эссекс! – Я опустилась на колени и осторожно провела ладонью по всклокоченным волосам у него на макушке.
– Это действительно ты? – Он приподнял голову, всматриваясь в мое лицо.
Наши взгляды встретились, и все в душе у меня встрепенулось. Наклонившись, я бережно обняла его за плечи. Жаркая волна пробежала по телу: я уже забыла, как приятно находиться рядом с любимым и прикасаться к нему.
– Да, это я.
Он попытался сесть на дощатом полу, но израненная спина и скованные руки мешали двигаться. Я поддержала его. Кожа у Эссекса была горячей и влажной от пота. Если в ближайшее время не обработать раны, начнется лихорадка. Как только любимому удалось сесть, он схватил меня за руки и прижался к ним губами. Сердце в груди екнуло и перестало биться.
– Нам лучше поторопиться, – прошептала я, с трудом переводя дух.
Я помогла ему подняться и сделать пару шагов до топчана. Когда Эссекса приволокли в камеру, охранники набросили на израненную спину узника кусок мешковины. Ткань пропиталась кровью и прилипла к ранам. Я дала ему глотнуть воды из фляги, предварительно влив туда несколько капель из коричневого пузырька. Эссекс с жадностью припал к горлышку. Мне пришлось отнять флягу, иначе он осушил бы ее до дна. Через пару минут снадобье подействовало: Эссекс расслабился и лег на топчан, а я достала из кармана ножницы и взялась за дело. Стараясь не касаться поврежденной кожи, я срезала мешковину. Эссекс болезненно вздрагивал, а я шептала ласковые слова, утешая его как ребенка, и повторяла, как мне жаль, что все это случилось с нами.