Начав говорить о своих сожалениях, я мысленно вернулась в прошлое, на плантацию Белл. Ведь это я придумала план побега и помогла осуществить его. Возможно, нам следовало подождать. Если бы Эссекс не сбежал, возможно, хозяйка не продала бы меня. И, как знать, вдруг в восемнадцать лет я действительно получила бы бумаги об освобождении и жила бы сейчас в Массачусетсе. Эссекс сумел бы осуществить задуманное – накопить достаточную сумму и выкупить самого себя у мастера Джейкоба. А я смогла бы уговорить миссис Дельфину отдать чернокожего младенца женщине на плантации, и мастер Джейкоб ничего не узнал бы. А теперь – что с нами стало теперь? Эссекс – беглый раб, чуть ли не главный злодей в штате Виргиния, а я живу с самим дьяволом и ради четырех наших дочерей вынуждена терпеть издевательства. И все это результат моих неверных решений. Только я во всем виновата.
– Ты ни в чем не виновата, – словно подслушав мои мысли, пробормотал Эссекс заплетающимся языком.
Я сосредоточилась на деле. Никогда прежде мне не приходилось видеть таких глубоких рваных ран. Я терпеливо очищала и промывала их одну за другой. Затем дала немного просохнуть и нанесла мазь. Эссекс стойко перенес неприятную процедуру. Покончив с обработкой ран, я вытащила из кармана припасенный узелок с едой. А потом сидела рядом и смотрела, как Эссекс жует хлеб с ветчиной.
– Он хорошо с тобой обращается? – спросил меня возлюбленный.
Я отвела глаза. В воздухе повисла напряженная тишина.
Эссекс доел последний кусок и облизал пальцы.
– Ты счастлива?
– С тех пор, как я покинула плантацию, мне не приходилось размышлять о счастье. – Мой голос звенел от сдерживаемых слез. – Речь шла о выживании.
– Я не это имел в виду…
– Ты не представляешь, чего мне стоило выжить здесь. Да, в отличие от твоих ран, мои не видны снаружи, но, поверь, они не менее глубоки. – Я прикусила губу, твердо решив не позволить чувствам взять верх, и уставилась в крохотное чердачное оконце, расположенное под самым потолком.
– Я по нескольку раз обошел все школы для девочек, какие только нашлись в Массачусетсе, – сказал Эссекс. – Высматривал тебя на улицах Бостона.
– Миссис продала меня. А еще через несколько месяцев я узнала, что мастер Джейкоб умер.
– А Рут?
Я рассказала ему о смерти мамы и о том, как работорговцы схватили меня прямо в день похорон.
Эссекс нахмурился.
– Я бы многое отдал за то, чтобы в тот день оказаться рядом и защитить тебя.
Его слова повисли в воздухе. Мы оба прекрасно знали: если белые люди решат поступить с рабом так, как считают нужным, для нас нет ни спасения, ни защиты.
– Фиби, все эти годы я думал о тебе каждый божий день.
Я поймала себя на том, что быстро шевелю пальцами, будто набираю петли на вязальных спицах, – движение помогало справиться бушевавшим в душе смятением.
– У тебя есть сын, – внезапно выпалила я.
Цепь на запястьях Эссекса звякнула, когда он резко повернулся ко мне всем телом.
– Погоди, я не ослышался? Ты сказала – сын?
– Да. Монро Генри Браун. Мальчику шесть лет, и он очень похож на тебя.
– Наш сын?
Я заглянула в глаза Эссексу и коснулась ладонью его щеки.
– Да, для этого достаточно одного раза.
Возлюбленный потянулся ко мне скованными руками.
– Послушай, Фиби, ты должна передать письмо одному моему другу. Он сумеет переправить нас на Север, нас троих! Обещаю, он все устроит.
– Отдыхай и набирайся сил. Думаю, они тебе еще понадобятся. – Я вытащила из кармана брошюрку с церковными песнопениями, которую когда-то дал мне пастор Райленд, и вложила ее в руку Эссекса. – Смотри, чтобы охранники не заметили. Я приду опять, как только удастся выбраться из дома.
На следующий вечер я вновь подмешала снотворное в выпивку Тюремщику. Как только он захрапел, я сбежала вниз и с теми же предосторожностями, что и накануне, отправилась навестить Эссекса. На этот раз я прихватила с собой кусок жареной курицы, печеную фасоль, немного бисквитов, воду и средство для снятия боли, приготовленное по маминому рецепту. Пробираясь через двор, я твердо решила, что только накормлю Эссекса и обработаю ему раны, но когда он стал умолять побыть с ним подольше, не смогла устоять. Каждая минута, проведенная рядом с любимым, казалась верхом блаженства. И каждое наше свидание могло оказаться последним.
Когда Эссекс расправился с курицей, я достала носовой платок и вытерла ему рот.
– Спасибо. Твое угощение намного лучше тех помоев, которыми нас кормили в тюрьме Норфолка. – Он скроил страшную физиономию.
Мы сидели рядом на узком топчане. При каждом движении кандалы Эссекса печально позвякивали. Видно было, как он морщится от боли, пытаясь найти удобную позу. Я кипела от негодования: какой смысл держать узника скованным, словно опасное животное, в этой крошечной каморке, откуда ему все равно не выбраться? Но таков был приказ Тюремщика – дополнительный способ поиздеваться над своей жертвой. И не в моих силах было помочь заключенному, хоть я и считалась хозяйкой дома. Чтобы как-то отвлечься от тяжелых мыслей, я попросила Эссекса рассказать о том, что случилось после того, как он покинул плантацию Белл.