Желтые обои, Женландия и другие истории

И правда, похоже не было. Высокая, сильная, с благородной осанкой, чуть округлившаяся за годы любви и счастливого материнства, женщина в зеркале словно стояла в самом начале прекрасной жизни, а не в конце убогой и неудачной.

Никто не знает и никогда не узнает, что она думала и чувствовала в ту ночь, сгорбившись, словно принимая невероятной силы удар.

Его смерть Мэри перенесла бы гораздо легче. Если бы он пропал, у нее по крайней мере остались бы хорошие воспоминания. Однако сейчас ее одолевали не только печаль, но и стыд. Она оказалась дурочкой — обычной, банальной, старомодной и наивной, подобной многим другим, кого она презирала. И что теперь?

После потрясения и похорон своей разбитой жизни ее храброе здравомыслящее существо принялось бороться за то, чтобы устоять на ногах и не рухнуть. Она была не из тех, кто открыто выказывает чувства. Возможно, он так до конца и не узнал, как сильно она любила его и в какой степени жизнь ее зависела от его жизни.

Эта мысль внезапно пришла ей в голову, и Мэри приободрилась.

— А зачем ему вообще что-то знать? — спросила она себя и добавила: — По крайней мере у меня есть дочь!

Не успело взойти солнце, как она составила план.

Присланные деньги, которые она поначалу хотела разорвать в клочки и сжечь, Мэри аккуратно отложила в сторону.

— Он прислал их для дочери, — сказала она. — Ей они очень пригодятся.

Она сдала квартирку вместе с мебелью своим друзьям, молодой паре, мечтавшей как раз о таком тихом гнездышке. Потом купила траурный наряд, не очень броский и изысканный, взяла малютку Молли и отправилась на Юг.

В дивном краю, куда стремятся побитые жизнью люди, нетрудно найти несведущих и неумелых женщин, бедных вдов, пытающихся начать свое дело, опираясь на скудные знания. А именно: выйти из тихой гавани «ведения домашнего хозяйства» в бурное море «содержания пансиона».

Согласная на скромные условия из-за ребенка, прекрасно справляющаяся с хорошо знакомой работой, предлагающая внимание и сочувствие, основанные на собственных переживаниях, миссис Мейн вскоре стала совершенно незаменимой для одной из таких дам-хозяек.

Когда ее новая нанимательница спросила о муже, Мэри прижала к глазам платок и ответила:

— Он оставил меня. Мне очень больно о нем говорить.

И это было истинной правдой.

Через год она накопила немного денег и потратила их на билет домой для хозяйки разорившейся гостиницы, которая с радостью дала ей «благословение на ведение дела».

Означенное благословение включало в себя разозленного землевладельца, нескольких буйных и хулиганистых жильцов плюс множество оставшихся без жалованья мастеровых. Миссис Мейн собрала своих кредиторов в убогой гостиной пансиона и сказала им:

— Я выкупила это дело в нынешнем его состоянии на последние гроши. Я семь лет проработала в ресторанах и гостиницах и знаю, как обустроить это место лучше, чем было до сего дня. Если вы дадите мне отсрочку на шесть месяцев, и при условии, что я справлюсь, продлите ее еще на полгода, я возьму на себя все прежние долги и выплачу их. В противном случае мне придется отсюда уехать и вы не получите ничего, кроме выручки от продажи третьесортной мебели с молотка. Я стану трудиться, не покладая рук, поскольку мой ребенок растет без отца.

Ребенок этот стоял рядом с ней — прелестная трехлетняя дочурка.

Собравшиеся осмотрели дом, внимательно поглядели на хозяйку, немного поговорили с самым «давним» постояльцем и приняли предложение.

Через шесть месяцев дела пошли на лад, в конце года Мэри начала выплачивать долги, и вот теперь…

Миссис Мейн глубоко вздохнула и вернулась в настоящее.

Молли, ее драгоценная Молли выросла и училась на «отлично» в хорошей школе. Гостиница «Мейн» вот уже долгие годы была успешным предприятием. Мэри отложила немного денег на учебу дочери в колледже. На здоровье она не жаловалась, работа ей нравилась, ее уважали и ценили в городе, Мэри была благочестивой прихожанкой либерально-христианской церкви, членом клуба прогрессивных женщин и состояла в совете по благоустройству города. Она обрела уют, уверенность в себе и покой.

Раздались шаги на лестнице — осторожные, неуверенные, нетерпеливые.

Дверь была открыта. Он вошел и тихонько ее закрыл. Мэри встала и снова открыла ее.

— Дверь останется открытой, — заявила она. — Не беспокойтесь, вокруг никого.

«Ну, почти что никого», — подумал бессовестный мистер Бердок.

Мэри снова присела. Он хотел ее поцеловать, заключить в объятия, но она с решительным видом перебралась на другой стул и жестом пригласила его сесть.

— Вы хотели со мной поговорить, мистер Мейн. О чем же?

И тут он излил ей душу, как и прежде, в потоке выразительных и убедительных фраз.

Поведал о скитаниях, страданиях, постоянных неудачах и невзгодах, обрушившихся на него после последней фатальной ошибки.

— Я заслужил все это, — произнес он, слегка улыбнувшись и вздернув голову жестом, который когда-то неотразимо действовал на Мэри. — Я заслужил все, что получил… Однажды у меня была ты… И только слепой глупец мог лишиться твоей руки. Она была мне нужна, как же она была мне нужна!