Желтые обои, Женландия и другие истории

О собственно случившемся за минувшие годы он особо не распространялся, все больше упирая на свои мучения.

— Теперь дела мои идут на лад, — закончил он. — У меня практика с хорошей репутацией в Гатри, но здоровье расстроено, и мне посоветовали хотя бы на некоторое время сменить климат на более теплый.

Мэри ничего не ответила, она лишь разглядывала его ясным и твердым взором. Он казался ей совершенно чужим человеком, к тому же совсем непривлекательным. Жар в груди, который она испытывала в его присутствии и от его прикосновений, который хорошо помнила — где он сейчас?

— Ты не поговоришь со мной, Мэри?

— Мне нечего сказать.

— Ты не сможешь… простить меня?

Она подалась вперед, уронив голову на руки. Он ждал, затаив дыхание, думая, что в ее сердце бушуют противоречивые чувства.

На самом деле она вспоминала их совместную жизнь и прикидывала ее дальнейшее развитие в свете рассказанного им, попутно сравнивая ее с жизнью, которая была у нее в течение этих лет. Мэри подняла голову и посмотрела ему в глаза.

— Мне нечего прощать.

— Ах, ты так великодушна и благородна! — воскликнул он. — А я? Тяжкое бремя ошибок юности пало с моих плеч. Моя жена умерла несколько лет назад, и я свободен. Ты — моя настоящая супруга, Мэри, преданная и любящая. Теперь я предлагаю узаконить наш союз.

— Мне это не нужно, — ответила она.

— Пусть все будет, как ты скажешь, — продолжил он. — Но ради ребенка… я хочу быть ей отцом.

— Вы ее отец, — проговорила Мэри. — Тут ничего не поделаешь.

— Но я хочу передать ей свою фамилию.

— Она у нее есть. Я ей дала фамилию.

— Браво, дорогая! Но я хочу дать ее и тебе.

— У меня она тоже есть. И была у меня с тех пор, когда я, сообразуясь со своей совестью, вышла за вас.

— Но… но… у тебя нет на нее законных прав, Мэри.

Она улыбнулась, почти что рассмеялась.

— Почитайте законы, мистер Мейн. Я жила под этой фамилией двенадцать лет, с нею заслужила честь и признание, и она принадлежит мне по закону.

— Но, Мэри, я хочу помочь тебе.

— Спасибо, я не нуждаюсь в помощи.

— Но я хочу помочь ребенку, нашей дочери, нашей малышке!

— Помочь ей вы можете, — согласилась Мэри. — Я хочу отправить ее в колледж. Можете помогать, если есть желание. Буду очень рада, если у Молли останутся добрые и светлые воспоминания об отце. — Мэри вдруг поднялась. — Сейчас вы хотите на мне жениться, мистер Мейн?

— Всем сердцем хочу, Мэри. Так ты?..

Он встал и протянул к ней руки.

— Нет, — ответила она. — Нет. В двадцать четыре года я вас любила. Жалела. Хотела стать вашей женой — верной и преданной, хоть вы и не могли сочетаться со мной законным браком, — потому что любила вас. Теперь же я за вас не выйду, потому что не люблю. Вот и все.

Он оглядел тихую уютную комнату. Раньше он успел осмотреть чистую и светлую гостиницу, и вот сейчас в самом далеком уголке своей изъеденной ложью души он ощутил неодолимое стремление быть рядом с этой спокойной, сильной и нежной женщиной, сила любви которой была ему хорошо известна.

— Мэри! Ты не отринешь меня! Я люблю тебя, люблю так, как никогда раньше не любил!

— Мне жаль это слышать, — проговорила она. — Однако это не заставит меня вновь вас полюбить.

Его лицо потемнело.

— Не доводи меня до отчаяния! — воскликнул он. — Вспомни, что вся твоя жизнь здесь зиждется на лжи. Я могу сокрушить ее одним-единственным словом.

Мэри снисходительно улыбнулась.

— Вы не можете сокрушить факты, мистер Мейн. Здесь знают, что много лет назад вы меня бросили. Здесь знают, как я жила с тех пор. Если вы попытаетесь очернить мою репутацию, думаю, вы обнаружите, что мексиканский климат подходит вам куда лучше тутошнего.

Похоже, это мнение совпало с мнением мистера Мейна, так как вскоре он уехал в Мексику.

Мнение это так же всецело разделял мистер Бердок, который чуть позже вылез из-под розового куста, немного продрогший и слегка поцарапанный, и отправился в свой номер.

— Если этот хам скажет о ней хоть одно дурное слово, ему придется искать более жаркий климат, чем в Мексике, клянусь богом! — сказал мистер Бердок своим туфлям, аккуратно поставив их на пол. Больше он не упоминал об этой истории.

Неожиданность

I

«Неожиданности случаются», — гласит французская поговорка. Мне она нравится, потому что она верна и потому что французская.

Меня зовут Эдуард Шарпентьер.

Я американец только по рождению. С младенчества, когда у меня была нянька-француженка, в раннем детстве, когда у меня была гувернантка-француженка, в отрочестве и юности, прошедших во французской школе, и в зрелости, когда я посвятил себя французскому искусству — я всегда был французом и сердцем, и умом.

Францию — нынешнюю Францию, и искусство — современное французское искусство — вот что я обожаю!