Желтый мокасин для любовника. Веселые рассказы

Новенькие, поворотившись к пляжу – передом, к морю – задом, упорно разглядывают какую-то бесцветную песчанку. Я побегала по берегу, прикидывая, успею ли доплыть. Выходило – не успею. Фантастическая группа, каким-то чудом синхронно-ритмично двигаясь в такт неслышной нам древней мелодии, прошла вдоль камней и скрылась за ближним поворотом. Ровно в этот момент соседи подняли головы из воды. Переглянулись, и поплыли к пляжу.

– Знаешь, я думала, здесь дно побогаче! – говорила соседка мужу, споласкивая ласты. – А тут какая-то беднота. Нечего смотреть!

– Да, море неинтересное! – согласился муж. – Мертвое какое-то. Живности мало!

И пара удовлетворенно улеглась на лежаки. Морская синь, сморгнув соринки плавников, весело сияла им лукавым глазом.

Иногда нужно просто оглянуться.

День черепахи

Я захожу в воду мимо целующейся парочки: за всю неделю соседства я ни разу не видела их лиц, только затылки. Они занимают свою позицию в голубой лагуне с утра и стоят на одном и том же месте в виде скульптурной группы «Вечный поцелуй», впившись друг в друга под жарким солнцем, до самого обеда.

В воде за бирюзовой лагуной я нахожу проход к рифам, окружающим остров. Выплываю, и осматриваюсь: какой сегодня будет день. У меня как-то так складывается, что подобное притягивает подобное. Если я выезжаю из дома на машине, и передо мной маячит велосипедист, значит, от них не будет продыху всю дорогу, а если с утра разбилось блюдце, то все будет нагло выскальзывать из рук.

В море эта фигня продолжается. Вчера у меня был день мурены. Я их ненавижу. Эти вертлявые морские гадины со сплющенной злой мордочкой напоминают старую пропойцу-склочницу, которая разговаривает истерическим матом и вот-вот кинется с ножом.

Черная мурена, похабно извиваясь и ругаясь на ходу, проплыла прямо подо мной, юркнула под камень и выставила оттуда оскаленную пасть.

Я полюбовалась, как она обгавкивает нарядных рыб, двинулась дальше – и увидела еще одну мурену, хотя до этого их тут сроду не было. Вторая притаилась за кораллом и, скалясь, с ненавистью оглядывалась вокруг: кого бы сожрать? Я прибавила ходу, чтобы выплыть на чистую воду, в глубину. И увидела акулу. Небольшую, Всего-то метр с хвостом. Местные всячески уверяют нас, туристов, что их акулки хорошие и не кусаются. Я им верю. Но когда эта серая субмарина с надменной тупой мордой, как у криминального авторитета, проплывает мимо, тихонько вздрагиваю. Отплываю подальше от акулы в безопасное место – ага! Фиг тебе! – на меня несется скат. Со скатами тут дело темное, разновидностей их – масса, опасные только одни, но какие – я все время забываю. В прошлом году меня напугали два огромных, каждый как черная «Волга», махины-манты, которые решили рассмотреть меня поближе. В этом году я приглянулась небольшому метровому скату – черному в крапинку. Увидев меня, он развернулся и поплыл ко мне, красиво шевеля крыльями. Я стала отплывать. Скат воспринял это как обычное женское кокетство и ускорился. Я стала говорить себе, что скаты не нападают на людей. Но крапчатый, похоже, этих проспектов для туристов не читал. Он нагло пер прямо на меня, сведя маленькие глазки в кучку.

Я заорала в трубку, забарахталась. И врезала скату ластой прямо по любопытной морде.

Оскорбленный в лучших чувствах скат отскочил и негодующе удалился. А я рванула к берегу – ничего хорошего от дня мурены не дождешься.

Зато сегодня у меня – день черепахи. Сначала я попала в стайку играющих рыбок-импрессионисток: кто-то разрисовал их с изумительным искусством желтыми, фиолетовыми, бирюзовыми, розовыми мазками. А потом увидела ее. Черепаха неторопливо брела сквозь толщу воды, еле помахивая древними лапами. Ее морщинистая шея, казалось, помнит еще неолит. А повидавший виды, обросший мхом панцирь испещрен какой-то клинописью, как старый камень в поселениях шумеров. Что там написано? Я плыву над черепахой и пытаюсь складывать зарубки на панцире в буквы. Шифр не поддается. Черепаха не пытается скрыться, ни на секунду не убыстряется, неспешно тащится. Мимо выставившего из расщелины клешни важного омара, помахивающего проплывающим, как Генсек на трибуне. Мимо сине-желто-белой скатерти коралла, в центре которой как украшение – неизвестное мне животное, похожее на узбекскую тюбетейку, вышитую сверкающими рубинами. Мимо бледного осьминога, застенчиво спрятавшего все свои ноги под стол из камня, как неуверенный в себе посетитель ресторана.

Я не выдерживаю и хватаю черепаху сзади за панцирь: хочется провести пальцами по древним зарубкам…

Она оборачивается, и даже не делает попытки укусить. Просто долго смотрит на меня откуда-то из черноты веков библейски-мудрым глазом.

Я делаю еще одну попытку. И вот тут кто-то хватает меня… ну, скажем, за ногу.

– А-а-а! – истошно ору я, выплюнув трубку, и молочу по воде руками.

– Что, испугалась? – спрашивает подплывший незаметно муж.

– Ты что?! У меня же мог быть инфаркт! – ору я.

– А у черепахи? Тебя-то я хватаю, законный муж, а ее – чужое ластоногое чудище?