Жемчужина

Мы получали удовольствие от свободы, от жизни, лишенной обязательств, борьбы или напряженного поиска каких-нибудь совершенно необходимых ответов, решений наиглавнейших проблем… Например, как могли образоваться фосфоритовые конкреции типично морского генезиса в однозначно континентальных условиях, или который из, в общем-то, эквивалентных проектов новой экспедиции в пояс Койпера, Кате подписывать, и подписывать ли его вообще или отправлять на доработку.

Никто не спорит, оба вопроса крайне важны. Ответ на первый позволит разобраться, наконец, с морфологией древнего дна моря Элизиум. Второй — наметить список ледяных астероидов преимущественно аммиачного состава для последующей отправки к Марсу, чтобы обеспечить его атмосферой, пригодной для выделения молекулярного азота. Очень серьезные и совершенно неотложные дела, если вбить себе это в голову. Первые из целого вала дел, ждущих решения в порядке живой очереди. Прям вижу, как они нетерпеливо пританцовывают в коридоре перед нашими виртуальными кабинетами…

А можно и чуть отложить. И ничего не изменится.

Ничегошеньки.

— Пол, ты будешь кофе?

Вот, ради каких вопросов и какого голоса стоит жить.

— Да, дорогая.

— Сливки, сахар?

— Нет, спасибо, сейчас время для черного по-турецки.

— Минутку, Пол.

— Конечно…

Конечно, он будет приготовлен совсем не по-турецки, в автомате ведь нет ни джезвы, ни песка, но зато по вкусу — неотличим. А когда-нибудь, возможно, Катя достанет из заветного контейнера кованую серебряную турку с выпуклым узором (прабабкину, разумеется), я притащу песок с пляжа, мы обжарим зерна на древней чугунной сковороде, смелем их в ручной меленке и все будет по-настоящему. Кроме, наверное, вкуса. Все-таки, с машиной в этом контексте нам не тягаться.

— Кать, тебе не надоела цивилизация?

Катин голос из другой комнаты:

— Что, Пол?

Кричу громче:

— Цивилизация тебе не надоела еще?

Она появилась в дверях с двумя чашками дымящегося кофе.

— Что вы имеете в виду, доктор Джефферсон?

— Я устал.

— Устал отдыхать? Возьми чашку.

— Отдохнул как раз в самый раз, чтобы понять, как устал.

Катя скривилась:

— Ты просто боишься ответственности.

Я хмыкнул, кофе чуть не расплескался:

— Так писали в любовных романчиках двадцатого века. Упрек любовнику, если уклоняется от свадьбы. Тогда они, как это называлось, «регистрировали отношения». В церкви или в суде, не помню точно, какие на тот момент были в моде суеверия. Не зарегистрировал? Не любишь!

— Где как, Пол. Вообще-то регистрировали они брак, то есть контракт, условия совместной жизни. И прописывали условия расторжения контракта. Кому что достанется из имущества. Люди тогда жили странно.

Катя села в глубокое кресло, положила ногу на ногу и задумчиво покачала пушистым розовым тапочком, чудом державшимся на самых кончиках ее пальцев. Форма ноги, как и всего остального, у нее идеальна. И меня давно уже разбирает любопытство — до рези в печени — как выглядела моя любимая перед первой своей коррекцией. Лет эдак сто назад. Кстати, возраста ее я так и не знаю. Возможно, она бы и сказала, спроси я прямо. Но если бы я имел склонность прямо задавать такие вопросы, выбрала бы она меня?

— Да… — протянул я. — Они жили как звери. Звери с расширенными возможностями. Сбившиеся в стаи. Заботились, в основном, о еде и сексе. Ну, и о прямых генетических потомках…

— Не все же, Пол, — заступилась она за род человеческий. — Если бы все, откуда бы взяться другим? Ведь мы — их потомки, причем, не такие уж и далекие.

— Ага. Или просто еды стало много, бороться за нее больше не надо. Делить нечего, почти все, что хочешь, можно получить и так. То, за что раньше надо было работать или воевать. Сытые стали, вот и проснулось любопытство. От скуки. Любопытство сделало из обезьяны человека.

Катя усмехнулась. Эту фразу она от меня уже слышала.

— Ты не прав, Пол. Всегда можно найти, что делить. Из того, что нельзя получить просто так. Люди ценят редкое. Достается с трудом, значит, редкое. И за это они конкурируют до сих пор. За внимание, славу, признание. За женщину, кстати.

Она подняла палец вверх, очень назидательно.

Я тут же вставил:

— Или за мужчину, да?

Она кивнула.

— Не принципиально. Хотя, сейчас уже нет роковых страстей, вспышек ревности, убийств в духе Отелло… — Катя вдруг прыснула смехом. — Ой, прости, Пол, забыла о твоем Жаке. Он ведь чуть не отправил тебя на окраины Солнечной. Но, если бы не его ревность к Маргарет, мы бы не встретились.

Настала моя очередь кивнуть.

Поставив чашку на столик, Катя перепорхнула ко мне на колени.

Я тоже поставил чашку. Чтобы не разлить.

— Если бы мы спорили, я бы решил, что ты хочешь победить любой ценой, — чуть запинаясь, произнес я. — Ведь ты знаешь, я не могу соображать с тобой на коленках.

— И со мной на груди, да… — промурлыкала она. — И вообще… Знаешь, Пол, мне это нравится.

— Знаю, — выдохнул я.

Она засмеялась и соскочила на пол.

— Пейте кофе, доктор Джефферсон, а то он остынет…

И тут меня накрыло.

Комната исчезла.