Я никогда не видел их. Говорили, что Весеннице служат только женщины, так же, как Звездному огню — только мужчины. Говорили, что эти женщины из другого народа, некогда спасшегося бегством с древнего затонувшего острова, а то и прилетевшего с самой Зеленой звезды. Сейчас они обитают на другом острове, называемом Лальм. Наши святоши, конечно, с радостью подмяли бы их под себя, но, видать, руки коротки. Наверное, с затонувшего острова жрицы взяли с собой не только пожитки, но и опасное древнее знание, и машины, удерживающие потенциальных противников на расстоянии.
Храмы Лальм уже сами по себе обросли древностью, настолько давно случилось переселение. И я не слышал ничего о мужчинах в тех краях. Однако служительницы неизменно, как и многими годами раньше, совершают ритуалы, и количество жриц, вроде бы, не убавляется. В Хампуране ходило немало грязных слухов на эту тему, и, кто знает, вполне возможно, какие-то их них на поверку окажутся правдивыми.
Почему я подумал о Лальм? Что-то в манере произносить слова, что-то во властном взгляде, в безэмоциональности женщины, говорившей со мной, а, возможно, что-то еще, пока не осознанное, наводило на мысли о связи ее со жрицами Владычицы времени. Или так глубоко врезалась в мою память Зеленая звезда, зависшая над противоположным концом пропасти, через которую мне так и не суждено было перебраться вслед за сургири, что теперь я на все вокруг буду смотреть под ее освещением?
Обойдя зал, я заглянул в единственное окно, узкое и высокое, имевшее ту же стрельчатую форму, что и арка. Прозрачный камень тонким слоем закрывал его, не позволяя своенравному горному ветру проникать вовнутрь. Похоже, оно прорублено в стене обрыва. За окном лежало ущелье, расширяющееся к югу, кое-где поросшее чахлыми кустиками. Трана говорил, раньше здесь повсюду был лес, но можно ли теперь доверять его словам? По дну ущелья в сезон дождей, наверное, текла быстрая речка, но сейчас, в самый разгар засухи, там виднелась лишь россыпь окатанных булыжников.
Коридор с гладким полом и стенами, закругленными к потолку, вел от окна плавно вниз, как бы обвивая помещение. По всему его протяжению из прозрачных трубок, проложенных на уровне головы, исходил дневной свет. Похожие светоносы применялись и в наших домах, чтобы зря не тратить энергию стержней: солнечный свет собирался зеркалами и передавался вовнутрь. Таким образом, искусственное освещение можно было использовать только в последней, темной трети суток.
Коридор закончился, выведя меня в новый зал, украшенный множеством тонких резных колонн с изображением животных и растений, в основном, неизвестных мне. Насколько я мог судить, они ни разу не повторялись. Колонны располагались то поближе, то подальше одна от другой, но самое большое расстояние между ними оказалось настолько мало, что два человека плечом к плечу едва ли смогли бы пройти.
По контуру этот скульптурный лес огибала гладкая дорожка. Стены вместо драпировки украшались сценами из жизни дикой природы: и морской, и сухопутной, и воздушной, и подземной. С большим увлечением рассматривал я барельефы, не углубляясь в колонный зал из опасения заплутать в нем. Наконец, я завершил полный круг и только тогда обратил внимание на короткий коридорчик, ведущий на балкон.
Как и окно этажом выше, здесь выход наружу был закрыт тонким слоем прозрачного камня. Я видел ступени, спускавшиеся до площадки, за ними — умело украшенную балюстраду; по внешней стене вилась цепкая лоза горного плюща, разновидности томлина, умудряющейся выживать в местных суровых условиях — сейчас на нем набухали первые бутончики, готовые вот-вот разорваться мелкими ярко-алыми цветами. К осени созреют крепкие шипастые орешки, чью ароматную сердцевину ценят искусные повара, а также укротители панцирных скакунов — незаменимых и неутомимых ксенги.
Вдалеке, меж двумя плоскоголовыми горами, над которыми я сейчас возвышался, коричневым пятном лежала пустыня. Там восток. Если мне удалось правильно сориентироваться, немного левее, невидимый за вершиной, торчит утес Крепости Костей. Выходит, я совершил полный приключений круг, почти вернувшись к исходной точке.
Прозрачный камень не отодвигался, и я никак не мог сообразить, можно ли выбраться на балкон. Неслышно рядом появилась Армир, нажала на одну из деталей настенного барельефа — заслон отъехал в сторону, впуская порывистый ветер. Густые темно-коричневые волосы зашевелились на голове хозяйки подобно волнению высоких трав равнины, и я нашел, что это, конечно, дико и небрежно, однако красиво. Она поймала мой взгляд.
— Ты удивлен? Уже много лет не извожу их. Что за глупости. Я предоставила себя Владычице времени, а она восстановила форму баланса, присущую мне. Тебе не кажется, что так лучше?
Я чуть потянул, подбирая верные слова, чтобы не обидеть ее неучтивостью:
— Кто я такой, чтобы судить…
Она улыбнулась, едва заметно шевельнув углами губ:
— Ты — жрец Звездного огня.
— Бывший ученик, — уточнил я.
— Бывший, — согласилась она. — Теперь ты главный враг святош, Рожденный Пустыней.