Жемчужина короны

— Черт побери, детка, — смущенно бормотал Попито, — я не могу найти работу, судебный исполнитель грабит тебя, а ты молишься! Бог живет в квартале Сен-Клэр в двухэтажной вилле. Ему нет дела до нас. Мы сами должны думать о себе, пока дьявол не прибрал нас с этого света. Эх, Аурелия! Ну, посмотри на меня, — он попытался приподнять ее лицо за подбородок, но она оттолкнула его. Он сделал несколько шагов по комнате. — Ну, хорошо, пусть я пьян. Но отчего я пью? — пытался он оправдываться. — У меня нет работы. Разве бог виноват в этом? Нет, в этом виноваты торговцы, так поступают с бедняками богатые люди. Вот если бы я был англичанином, пусть даже таким пьяным, как сейчас, — он понизил голос и хмуро улыбнулся, — думаешь, они не нашли бы для меня работы? Они дали бы мне денег, чтоб я мог вернуться домой, они прятали бы и оберегали меня. Ведь они считают, что англичанин — это особый человек. Аурелия, у тебя никогда не было желания убивать, убивать, убивать? Эх, Аурелия! Ты хочешь сказать, что нет. Но ведь у нас с тобой одна кровь.

Губы Аурелии искривились в гримасе плача. Она не могла вымолвить ни слова.

Попито шагал по комнате, хватал в руки то одну, то другую вещь, но глаза его ничего не видели. Вдруг он тяжело рухнул на постель. Аурелия в сердцах хлопнула его по ногам.

— Убери ноги с постели! Я положила чистое покрывало, ко мне люди приходят на примерку.

— Ну, ладно, ладно, — буркнул Попито, поднимаясь и оправляя постель. — Ты всегда стараешься быть благопристойной, всегда боишься, что скажут люди...

— Соседка! Соседка! — вдруг послышался со двора плачущий женский голос.

— Кто еще там? — недовольно промолвила миссис Энрикес.

— Ради бога, соседка, выйдите на минутку!

Попито вслед за сестрой подошел к двери, выходившей во двор. На пороге вся в слезах стояла Кассандра, служанка судьи Осборна.

— Они увозят мои вещи, а у меня нет ни цента, чтобы уплатить! Вы не можете дать мне четыре доллара до конца месяца, мисс Аурелия? — с мольбой в голосе обратилась девушка к миссис Энрикес.

Просьба ее звучала робко, видно было, что это ее последняя отчаянная попытка достать деньги. Подавленная, сгорая со стыда, она то ломала руки, то безнадежно и горько вздыхала, понурив голову, то снова с надеждой поднимала глаза на миссис Энрикес.

Когда Аурелия увидела, какое отчаяние написано на этом доверчивом, открытом лице, которое она видела только смеющимся, она позабыла о собственных невзгодах.

Второпях Кассандра накинула платье прямо на голое тело, и в лучах яркого солнца под легкой тканью обрисовывалась вся ее фигура.

— Детка, мне так жаль, — промолвила миссис Энрикес, — но — господи!.. — в доме нет ни цента.

— У меня есть друг, он каждый месяц платит за меня. Но сейчас и у него нет денег. Я даже не могу пойти к нему, он сегодня на дежурстве, — вынуждена была соврать Касси: ее возлюбленный, полицейский, бросил ее. — Если бы я неаккуратно платила за мебель, но я плачу каждый месяц, как только мой друг дает мне деньги, это первый раз, первый раз, что я задолжала, и они хотят так поступить со мной! — причитал и жаловался ее мягкий грудной голос. — Они забирают все, даже кровать и матрац!..

— Какие негодяи! — вспылила миссис Энрикес, и лицо ее побагровело. — Да разве это люди? Это шакалы! — И она погрозила кулаками кому-то невидимому за забором. — Таких и убить не жалко!

— Пирожки! Горячие пи-и-ро-о-жки! — доносился с улицы гнусавый голос торговки пирожками.

Кассандра заставила себя вернуться во двор, где чужие люди спокойно выносили из комнаты ее вещи. Присев на ступеньки крылечка, она безмолвно взывала к невидимым судьям, чтобы они посмотрели, как поступили с ней, о, боже, боже! Она рассказывала им о своем разговоре с полицейским в день их последней встречи, как он обещал дать ей денег, как она просила перекупщика подождать и не забирать мебель, потому что она должна получить пять долларов в «кассе помощи», «но он даже не захотел меня слушать, о господи!»

В нескольких шагах от нее на стебелек травы опустился мотылек. Он мягко обмахивался темно-синими, в серебристой пыльце, крылышками и, казалось, говорил: «Как тихо! Наконец-то этим людям нет дела до меня, и я могу спокойно отдохнуть».

Попито, еще не совсем протрезвев, вышел вслед за Кассандрой во двор. Увидев людей, выносивших мебель, он в сердцах пнул ногой подвернувшийся камень.

— Поднимай, поднимай повыше, не волочи по земле! — ворчливо распоряжался темнокожий перекупщик. Под важным и строгим видом он старался скрыть смущение. — Если сломаете ножку у столика, будете платить за убытки!

— Ладно, хозяин, не ругайся, все будет сделано, как надо, — отвечал босоногий возница индиец с перекинутым через плечо кнутом.

Попито никогда прежде не обращал особого внимания на Кассандру, которую изредка видел в доме сестры. Для него она была обыкновенной легкомысленной девушкой, больше всего любившей поболтать и посмеяться. Теперь же ему казалось, что он знает ее так же хорошо, как самого себя.