Жемчужина, сломавшая свою раковину

При этом она каждый раз с пренебрежением отмахивалась: «Вот еще, делать мне нечего, как только болтать с этими сплетницами» — и неизменно заявляла, что отправится на другой конец города навестить тетю. Хотя было совершенно ясно, что весь вечер она проводила в отеле, не выходя за порог комнаты. Бадрия прекрасно знала: вздумай она действительно отправиться с визитом к родственнице, Абдулу Халику об этом непременно доложат, и вряд ли он одобрит самовольные отлучки. А инстинкт самосохранения у Бадрии был развит отлично.

Тем временем я под руководством миссис Франклин осваивала компьютер и уже неплохо разбиралась во многих программах. Для тренировки я писала письма сестрам — Шахле, Рохиле, Ситаре. Письма, которые не суждено было отправить.

Фахрия тоже время от времени приходила в Центр. Она приносила все новые и новые истории о своих подопечных. Организации помогали выживать средства, которые поступали от благотворительных фондов США. Цель Фахрии была мне понятна: она надеялась, что Хамида и Суфия поднимут в парламенте вопрос о государственном финансировании приюта. Я очень хотела сказать Фахрие, что она понапрасну тратит время: парламент никогда не станет поддерживать приют, где укрывают жен, сбежавших от своих мужей.

До зимних каникул оставалось четыре недели. Всего четыре недели я смогу ходить на занятия к миссис Франклин, где она рассказывает об интересных вещах, и одобрительно хлопает меня по плечу, и хвалит за успехи в учебе. Всего четыре недели вместо бесконечной уборки, стирки и готовки я смогу проводить вечера, беседуя с Хамидой и Суфией.

«Как там тетя Шаима?» — подумала я. Последнее время я часто думала о ней. При каждой нашей встрече я замечала, что она выглядит все хуже и хуже. И тем не менее, будучи гораздо старше моей сестры и сына, эта женщина пережила их обоих. Смерть Парвин и Джахангира научила меня тому, что жизнь любимых — отнюдь не сама собой разумеющаяся вещь, смерть ходит совсем рядом, и она намного ближе, чем я привыкла думать.

— Я старая женщина, — сказала тетя Шаима, придя навестить меня перед отъездом в Кабул, — и не раз мне удавалось обманывать ангела Азраила,[78] но недалек тот час, когда он все же явится и заберет мою душу.

— Тетя Шаима, не говори так! — Я прижалась головой к ее плечу.

— Ба! — рассмеялась тетя и потрепала меня по щеке. — Все, что удерживало меня в этом мире, — желание быть поближе к вам, девочки, присмотреть за вами, помочь вам. Остальное для меня не имеет большого значения. Но я не смогу до бесконечности ускользать от моего ангела смерти. Это как в той истории о старике. Я рассказывала историю о старике?

— Нет, тетя Шаима, ты рассказывала только историю про бабушку Шекибу.

— Ах да! Надеюсь, история Шекибы кое-чему научила тебя. В конце концов, ты ее прапраправнучка. Помни, эта история — не волшебная сказка. Ты — потомок Шекибы, в твоих венах течет ее кровь, и твой дух унаследовал силу ее духа. Всегда ходи с высоко поднятой головой. Мне хочется верить, что все, чем я поделилась с вами, поможет вам обрести мудрость и смелость. — Тетя Шаима тяжело вздохнула, вздох перешел в мучительный кашель. Ей понадобилась целая минута, чтобы прийти в себя и продолжить: — Я постаралась рассказать историю Шекибы твоим младшим сестрам. Ты уже знаешь: Рохилу скоро выдадут замуж. По-моему, в новом доме ей будет неплохо. Семья ее мужа — простая и вполне достойная. Ситара останется одна с родителями. Хотела бы я поручить тебе присматривать за ней. Но понимаю: если бы между вами выросла гора до небес, вы и то были бы ближе, чем теперь. — Тетя Шаима бросила взгляд на дом Абдула Халика. Мы сидели на нашем привычном месте, в укромном уголке двора. — Эти стены словно сомкнулись над тобой и держат, цепко держат, следя за каждым твоим шагом. Все, что тебе довелось пережить здесь, многому научило тебя, но главное — невзгоды должны сделать непреодолимым твое желание не стоять на месте. Помни, что говорит нам Аллах: начни двигаться, и Мое благословение будет с тобой.

Я попыталась заверить тетю Шаиму, что поняла и запомнила все, о чем она нам рассказывала, и что быть потомком Шекибы — для меня не пустые слова. Я горжусь моей прапрапрабабушкой.

Однако я никогда не умела выражать чувства. Я просто сидела и смотрела на тетю. И, глядя на нее, я не могла не видеть — моя тетя угасает: и без того хрупкая, она сделалась совсем прозрачной.

Большую часть своей сознательной жизни тетя Шаима посвятила заботам о нас с сестрами. И сейчас тетя вновь оказалась права: находясь здесь, я ничем не могу помочь младшей сестре. Стены этого дома слишком высоки, а поводок, на котором держит меня Абдул Халик, слишком короток. Мне оставалось только молиться о нашей малышке Ситаре.

Бадрия лежала на кровати и ворчала, что ремонт в кабульском доме Абдула Халика затягивается, что ей надоело жить в отеле у всех на виду. Я устала слушать ее жалобы, мне захотелось пойти на улицу, подышать воздухом.