22 декабря 1945 года
Моя дорогая маминка!
Я прочла твое прекрасное письмо много раз. Словами не описать, что я испытываю всякий раз, когда его читаю. Я стараюсь не перечитывать его слишком часто, ведь тогда мне хочется умереть, чтобы воссоединиться с тобой и с папой. Это самое чудесное и благородное письмо, которое я когда-либо получала. В нем каждое слово пронизано безмерной любовью к нам, твоим детям, и к отцу. Все в нем свидетельствует о твоей самоотверженности, мужестве и решимости. Ох, знала бы ты, как болит мое сердце, когда я представляю, как ты, измученная болью и жестокостью судьбы, храбро пишешь эти строки и все еще надеешься и веришь. Я вижу тебя так отчетливо, ты кажешься такой реальной и вместе с тем ты – призрак, который от меня ускользает. Я чувствую и вижу тебя всегда и везде, и мое сердце плачет и болит за тебя. Мне хочется тебя обнять, осыпать поцелуями твое милое лицо и быть с тобой, только с тобой…
Почему Бог отнял тебя у нас? Почему?
Боль, что я чувствую сейчас, не сравнится с горем, которое я испытала в Англии, узнав о твоей смерти. Там я привыкла жить без тебя и папы, но здесь все напоминает мне о вас обоих, о наших разрушенных надеждах и утраченном счастье. Тетя Берта и друзья семьи помогают восполнить пробелы в моих детских воспоминаниях, и я могла бы слушать их целыми днями с утра до ночи. Эти рассказы меня одновременно утешают и причиняют муки, но всякий раз, когда я узнаю о вас что-то новое, я чувствую себя немного ближе к вам. Как же вас все любили! Я так горжусь, что у меня были такие родители.
Сегодня я почувствовала, что должна сделать запись в дневнике, и мне стало намного лучше. До сегодняшнего дня у меня не было сил взять ручку и описать свои чувства в этой тетради, с которой я прежде делилась всеми мыслями и событиями. Но прежде я вела дневник для вас. Сегодня же я чувствую себя такой покинутой и безысходно несчастной, что просто не в состоянии переживать все одна. Однако теперь мне немного полегчало.
Дорогая маминка, я обещаю постараться не грустить на Рождество. Зажигая свечи на елке, я буду думать о тебе, папе и Еве. Я посмотрю на небо и представлю, что вы смотрите на нас с тетей через окно.
Когда то, что я узнала из маминого письма, постепенно уложилось у меня в сознании, у меня возникла потребность узнать больше о судьбе моих родителей. Я понимала, что это будет страшно, но мне казалось, что чем больше я узнаю, тем ближе к ним я стану.
Я расспросила тетю Берту, Милу и Карела. Те по-прежнему не горели желанием говорить о концлагере, но постепенно мое смутное представление о случившемся обросло деталями.