Жемчужины детства

Потом на мамино место взяли симпатичную молодую еврейку, но маме не пришлось долго трудиться, расчищая завалы. 23 или 24 марта 1945 года выживших перевели в концлагерь Берген-Бельзен, где не было ни еды, ни лекарств, и оставили там умирать. Когда 15 апреля британская армия освободила лагерь, многие заключенные погибли от голода, тифа и прочих болезней, еще несколько тысяч умерли позже. Среди них была мама и наши кузены Томми и Гонза.

* * *

Каждая услышанная подробность обрушивалась на меня тяжелым ударом, который я ощущала почти физически. И даже тогда я не могла принять всего ужаса случившегося. Никто не мог. Меня ничуть не утешало то, что мама дожила до окончания войны. Напротив, в том, что она умерла, столько выстрадав и дождавшись освобождения, мне виделась злая насмешка судьбы. Она так нас и не увидела, а ведь ей было ради чего жить…

– Почему меня не было рядом? – всхлипывала я, но тетя Берта повернулась ко мне и почти обвиняюще воскликнула:

– Никогда больше так не говори и не думай об этом! В те дни лишь одно ее радовало – что вы с Евой в безопасности. Если бы ты была рядом, ее страдания усилились бы стократ! Только представь, как ей было бы больно смотреть на вас в детском бараке, бледных, голодных, испуганных? Даже останься вы в Терезине. Она просыпалась бы утром и гадала, не сегодня ли тебя, ее дочку, выберут для отправки в газовую камеру или, может, пощадят всего на один день! Можешь представить муки, которые ей пришлось бы испытать, глядя на печальное непонимание в твоих глазах? Этот взгляд был у всех детей в гетто, они словно молча спрашивали: «Почему мы должны жить в этом мрачном безрадостном месте? Почему не можем пойти домой? За что нас наказывают?»

– Эти дети совершили лишь одно преступление: родились евреями. За этот грех им пришлось поплатиться жизнью. (Более пятнадцати тысяч детей прошли через транзитный лагерь в Терезине; из них выжило сто человек.) Твоих родителей утешала и радовала одна лишь мысль – что с вами все в порядке, и каждый вечер они благодарили Бога за этот дар. Никогда об этом не забывай!

Я смотрела на тетю с сочувствием и уважением.

– А я благодарю Бога за то, что ты была с мамой и ей не приходилось в одиночку все это переживать, – прошептала я. – Это тоже великий дар.

– Если бы она выжила, – вздохнула тетя Берта, – все было бы иначе.

Она тоскует по ней не меньше моего, подумала я и потянулась к ней всем сердцем. С того самого дня я пуще прежнего пыталась приободрить ее и вернуть ей вкус к жизни. Иногда мне это удавалось, и редкие минуты, когда тетя расслаблялась и на ее лице возникала тень улыбки, становились моей главной наградой.

* * *

Я ощущала за собой еще одно обязательство. Хотя отец крестил меня, я родилась еврейкой, а мои родители погибли, потому что были евреями. И я чувствовала, что ради них и самой себя должна вернуться в нашу исконную веру. Для меня это был способ почтить их память. Я поклялась, что никогда не буду стыдиться того, что я еврейка. Я всегда буду этим гордиться.

* * *

В феврале 1946 года в Чехословакию вернулась Ева, и мы с ней почти поменялись ролями. В годы, когда мы жили надеждами на воссоединение с родителями – и это была главная причина, почему мы хотели вернуться на родину, – Ева не давала мне падать духом. Но реальность возвращения в Чехословакию закалила меня, сделала мудрее и разрушила иллюзии, которые я питала сразу после приезда, поэтому в письмах я предупредила Еву не ожидать слишком многого. Я сказала, что, вероятно, она будет разочарована и почувствует себя чужой в своей стране даже больше, чем в Британии. Когда она приехала, я поняла, что она сомневается и даже боится за свое будущее, и не удивилась, когда через несколько месяцев она решила вернуться в Великобританию. Она успела привыкнуть к британскому образу жизни, а тяжелая жизнь в послевоенной Чехословакии оказалась ей не под силу, тем более что родителей теперь не было рядом.

Она просила и меня уехать, но хотя мысль об очередной разлуке с сестрой была мне ненавистна, после некоторых колебаний я все же решила остаться. Я не исключала возможность, что когда-нибудь последую за ней, но пока хотела сосредоточиться на учебе и насладиться всем, что мне нравилось в моей стране.

Я также вела довольно насыщенную светскую жизнь, и у меня появилось много воздыхателей. Я меняла парней, как перчатки, влюблялась и разочаровывалась, и часто была влюблена в нескольких парней одновременно. Я нуждалась в любви, хотела любить и быть любимой, и брала от жизни все в компенсацию за то, что у меня отняли. Я с энтузиазмом бросалась в новые отношения, но ни один из моих поклонников не соответствовал высокой планке, которую я перед ними ставила. Я подсознательно искала человека, достойного чистой нежной любви, которую испытывала к родителям, а подобного образчика совершенства в мире попросту не существовало.