Жемчужины детства

Я была рада вернуться в Британию, ведь та как-никак стала мне вторым домом. Здесь я больше не ощущала себя иностранкой. И если у меня и оставались сомнения, они развеялись в тот самый миг, когда Рэйнфорды и мои старые друзья-англичане радушно меня встретили. Я словно и не уезжала.

Но больше всего я радовалась встрече с Евой. За годы войны у нас с сестрой сложилась особая глубокая привязанность, но когда она ненадолго приезжала в Прагу, я совсем ее не почувствовала. И теперь, зная, что мы обе планируем остаться в Англии, мы снова обратились друг к другу за поддержкой и пониманием, наша сестринская любовь расцвела. Ева хотела продолжать быть для меня мамой, как в годы войны, но я мягко намекнула, что мне уже двадцать, я должна быть самостоятельной и сама прокладывать себе дорогу в жизни. И первым делом мне предстояло оставить позади прошлое и сосредоточиться на будущем.

В родной стране я не нашла счастья. Возможно, я слишком многого ожидала или приложила слишком мало усилий. Какой бы ни была причина, в этот раз я была решительно настроена на удачу и поставила себе цель интегрироваться в британское общество.

К концу первого года в Англии я вышла замуж за Майкла – красивого обаятельного англичанина, не еврея. Мы были влюблены, но у нас было мало общего. Более того, мы были полными противоположностями по темпераменту и выросли в совершенно разной среде. Но мы прожили вместе более тридцати лет и вырастили троих детей. Наш брак временами штормило, но благодаря взаимоуважению и нежной дружбе мы все пережили, и я считаю это нашей совместной заслугой. К сожалению, Майкл умер в сентябре 1995 года.

Но эта книга не о моем браке. Достаточно будет сказать, что я ни о чем не жалею и глубоко благодарна Господу, что позволил моим детям вырасти в безопасности, в своем доме с любящими родителями. Им не пришлось пережить боль расставания, ужасы и трагедию войны и Холокоста. Так Бог компенсировал мне все страдания и зияющую рану, оставленную в моей душе потерей родителей в столь раннем возрасте.

Ева вышла за врача из Уэльса, родила детей, и мы часто виделись, а потом, к моему большому сожалению, они эмигрировали в Новую Зеландию, и мы снова разлучились. Я страшно по ней скучала и скучаю до сих пор, хотя мы часто переписываемся и ездим друг к другу, когда есть возможность.

Тетя Берта приезжала к нам раз в год, и хотя мой муж и дети ее обожали, она решила, что слишком стара и не сможет привыкнуть к жизни в чужой стране. До самой своей смерти в 1981 году она оставалась для меня очень важным и любимым человеком и полностью одобряла мою новую роль типичной британской домохозяйки. Я играла ее так убедительно, что обманула даже саму себя – я внушила себе, что мне больше ничего не надо. Я так стремилась стать частью своей новой нации, так далека была от навязывания детям своей истории и традиций своего родного народа, что попыталась забыть то, что я чешка. Но я притворялась.

Я вернулась в Прагу лишь весной 1968 года. К тому времени тете стало тяжело все время ездить ко мне, и она предложила, чтобы я сама ее навестила. После двадцатилетнего отсутствия возвращение на родину вызвало бурю эмоций. С каждым днем я чувствовала себя все более уязвимой и неуверенной в себе, прежняя решимость меня покинула. Потом однажды Юла, хорошо знавший Прагу, нашел время погулять со мной по городу, который мы оба так любили. Ближе к вечеру мы забрели в еврейский квартал и зашли в старую синагогу и на кладбище, где над могилами возвышались покосившиеся древние надгробия, покрытые пылью веков, а пронзительные зловещие крики черных воронов, живущих в кронах высоких тополей, звучали призрачным плачем по усопшим.

Притихшие и погруженные в свои мысли, мы ушли с кладбища и направились в соседний музей. Мы очутились в небольшом зале. На голых белых стенах висели рисунки, некоторые просто на клочках бумаги простым карандашом или мелками. Рядом была табличка с надписью: «Это все, что осталось от 15 тысяч еврейских детей, прошедших лагерь Терезин».

Я рассматривала рисунки, запечатлевшие жестокую повседневную реальность этих детей: бараки, носилки, транспорт, похороны и казни. Потом увидела другие, на которых были изображены счастливые воспоминания утраченного детства: игрушки, тарелки с горами еды, цветущие луга, птицы с ярким оперением и бабочки, которых эти невинные дети никогда больше не увидят. На этих рисунках я увидела маму и папу, своих двоюродных братьев и юных друзей, и тысячи погибших, а потом увидела себя. Это все, что осталось бы и от меня, если бы мои мама с папой не оказались предусмотрительными и не решились бы отправить меня в Англию.