Я вдруг поняла, что не могу больше смотреть на эти рисунки и оставаться в этом маленьком зале, полном туристов. Я взбежала по узкой винтовой лестнице, хотя на ней висела табличка «проход воспрещен». Там, наверху лестницы, стоял Юла, и слезы струились по его щекам точно так же, как у меня. Мы прильнули друг к другу и заплакали: двое чешских еврейских ребят, которые потеряли все и сами потерялись. То был первый и единственный раз, когда я впустила другого человека в храм моего сердца, где прежде всегда была только я и мои родители.
Тот случай стал поворотным моментом в моей жизни. Именно там, в маленьком музее Холокоста, закончились мои поиски себя. Я наконец поняла, что, пытаясь забыть о прошлом, я пыталась забыть себя и мне никогда не обрести покой и счастье, пока я отказываюсь принимать себя такой, какая я есть, – еврейкой по крови, чешкой по рождению, британкой по собственному желанию.
Шли годы, я начала регулярно ездить в Прагу, и моя жизнь расцвела новыми красками. Я больше не критиковала свою родину и не гонялась за утраченными иллюзиями, а принимала ее такой, какая она есть, – все, что в ней было плохого и хорошего. В каждый приезд меня по-прежнему тянуло в Челаковице. Городок разросся, выглядел чистенько и богато. Только наш старый дом стоял обшарпанный и унылый, словно оплакивая былые дни, когда там жила наша любящая семья. Мы с Мартой по-прежнему бродили рука об руку по тропинкам памяти, спускались на берег реки и гуляли в лесу, где играли в детстве, а позже гуляли с мальчиками. Заходили мы и в кинотеатр, он же спортивный и танцевальный зал, где под присмотром Маренки танцевали в юности под музыку в исполнении группы Янды.
А еще у меня все чаще стало возникать желание увидеться с друзьями из чешской школы в Уэльсе. С самыми близкими из них мы никогда не переставали общаться, хотя некоторые остались в Чехословакии, другие в Британии, а третьи переехали куда-то еще. Годы развели нас, но постепенно я начала понимать, что, возможно, с этими людьми у меня гораздо больше общего, чем с кем-то еще. Мы провели вместе годы, когда закладываются основы жизни, и стали жертвами одной судьбы. Вот почему наша дружба пережила время и расстояние.
Когда мы с Сеппи, Гонзой и Гарри встретились за ужином в Лондоне летом 1984 года и запланировали встречу бывших учеников, мы с Гарри жили вместе уже некоторое время, с тем самым долговязым мальчиком, что сорок лет назад был моим одноклассником. Сеппи и Гонза уехали из Чехословакии вскоре после меня. Сеппи сделал карьеру журналиста в Канаде и США, а Гонза, как я, обосновался в Англии. Гарри же не возвращался в Чехословакию, он так и жил все это время в Англии с сестрой и родителями. У него за плечами тоже был неудачный брак, и мы радовались, что нам выпал второй шанс на счастье.
Я судила по себе и не сомневалась, что идея встречи бывших учеников вызовет ответную реакцию и встреча пройдет успешно, хотя другие были в этом не так уверены. Но даже я была поражена количеству откликов. Почти все, кого нам удалось найти за несколько месяцев почти детективного расследования – а жизнь разнесла нас по всему свету, – втайне мечтали вернуться в уютную гавань, где прошли их школьные годы во время войны, и встретиться со старыми друзьями. Естественно, были и те, кто не захотел приезжать, а некоторых мы просто не нашли. К сожалению, некоторые ученики и учителя скончались, а кто-то не смог приехать из-за преклонного возраста и болезни.
Пытаясь отыскать мисс Маккензи, которая была нам не просто учительницей, а щедрым добрым другом, я почувствовала себя виноватой, что за своими заботами совсем потеряла с ней связь. Когда же я наконец ее нашла, совесть совсем меня замучила: оказалось, что она неизлечимо больна. Я едва не опоздала, приехав к ней с письмами поддержки и благодарности, и рассказала все наши новости. Хотя ее собственная жизнь почти закончилась, на встрече она мысленно была с нами: в отеле «Абернант-Лейк» нас ждала записка от нее с пожеланиями любви и добра. Через три дня ее не стало. Я утешаюсь мыслью, что она умерла, зная, что мы ее не забыли. Но все время задаюсь вопросом: почему нам не пришло в голову организовать эту встречу десять лет назад, когда нас было больше, когда старость и болезни еще не стучались нам в двери?
Я с сожалением узнала, что Юла получил наше приглашение на встречу одновременно с злополучным вердиктом врачей и «приглашением» лечь в больницу, от которого он не мог отказаться. Всем его не хватало, но особенно мне.
Из других моих близких друзей смогли приехать все. Недавно овдовевшая Алиса приехала из Праги, Маргит прилетела из Голландии, а Ольга – из самого Нью-Йорка. В общем, собрались более семидесяти бывших учеников. Многие привезли с собой супругов, и даже некоторые учителя составили нам компанию в эти лучезарно-солнечные июньские выходные, которые от начала и до конца были похожи на прекрасный сон.