На корабле Алана хоть могла обратиться на несколько мгновений, пока была одна в каюте, но сейчас… Ей было ужасно стыдно и неудобно. А ещё — страшно. Стоило только начать покрываться чешуей, как паника затапливала с головой, не позволяя срастить хвост — девушке глупо казалось, что в комнату ворвутся, невзирая на все те копья, что еженощно она выставляла около двери, что все вновь повторится, но в этот раз Тики на помощь не успеет. И этот страх сжирал её изнутри, заставлял бояться принять истинное обличие, заставлял кутаться в одеяло, забиваться в самый угол кровати и глазеть на свои ноги.
И сейчас, когда Микк был рядом, когда он мог защитить её от любой напасти, мог обогреть и обнять, Алана слишком стыдилась показывать ему свой изуродованный хвост, на который и сама лишний раз стремилась не смотреть.
Но вытянуться и растянуться в полный рост хотелось до жути.
— Почему ты продолжаешь бояться? — Тики нахмурился, и уголки его губ печально опустились, из-за чего Алана тут же вскинулась, глядя на него недоверчиво и совершенно не понимая, как можно было так… так просто понять ее позу?..
Неужели она была такой жалкой, что ее страх был заметен?
Однако мужчина мягко улыбнулся.
— Даже со мной, — легко заметил он, явно стараясь как-то успокоить ее и обратить происходящее в шутку. — Значит, кто-то соврал мне насчет хороших снов, да?
— Нет! — девушка выпрямилась, садясь в водяном пузыре, и бросила на него молящий взгляд. Он не должен спрашивать! Не должен видеть! Это же ужасно видеть! Ее хвост ужасен, и она сама…
Это вообще не по правилам!
Тики протянул руку, проникая в водяной пузырь, и ласково погладил ее по голове, зарываясь в волосы пальцами, и Алана зажмурилась, подаваясь к нему и приглушенно вздыхая.
«Утешь меня, Тики».
Эта невозможность быть с ним казалась ей как будто какой-то стеной, сокрушить которую хотелось, но не было сил. Мужчина дрогнул губами и скользнул ладонью по ее щеке, слегка задевая большим пальцем губы и так и замирая на какой-то момент.
— На корабле… ты всегда обращалась, — как-то даже будто бы грустно произнес он. — Неужели сейчас постоянно вот так… тебе не больно?
Ей было больно.
Больнобольнобольно.
Алана позволила воде упасть и расплескаться по постели, пропитывая простынь и покрывало, и рванулась к мужчине, прижимаясь к нему всем телом и чувствуя, как дрожат руки. И как жабры прорезаются на запершившем горле.
— Очень больно, — хрипло выдавила она — и истерически хохотнула, чувствуя, как лихорадочно и мелко Тики целует ее в щеку и скользит губами к шее — к жабрам. Как будто действительно хотел… к ним прикоснуться?..
Почему он так делает?.. Почему он такой ласковый? Чем она, пусть ненадолго, но заслужила такое счастье?
Алана же была совершенно несуразной, какой-то неправильной, не заслуживающей даже существования, потому что сереброволосые русалки были убийцами, потому что сама она была убийцей, и душа у неё, наверное, была уже давным-давно вся чёрной, но Тики… но Тики!..
Мужчина нежно провёл губами от уха до ключицы, касаясь кожи невесомо, словно бы лёгкий ручеек, и вызывая дрожь по всему телу, дрожь, которая тут же змеей метнулась вниз и улеглась тугим узлом, и тихо выдохнул в каком-то даже взволнованном отчаянии.
Ну почему он такой?.. Почему так заботится?
— Я не буду смотреть, если хочешь, — прошептал Тики, чуть отстранившись и мягко погладив Алану по щеке. — Только, пожалуйста, не мучай себя.
Она так любила его. Так… сильно.
Алана прижалась к Тики крепче, чувствуя, как тяжелеют ноги, срастаясь в хвост, и ласково прижалась губами к колючей щеке, обжигая губы горячей кожей и совершенно не представляя, как сказать ему обо всем, что сейчас ощущает.
Что рвется внутри неё.
— Ты замечательный, — выдохнула девушка в конце концов. — И это очень нечестно — то, с какой простотой ты понимаешь, что надо делать в тот или иной момент. Неужели тебе не надоедает вечно меня успокаивать?
Микк подарил ей маленькую печальную улыбку и погладил ладонями по плечам, останавливаясь на предплечьях и не отпуская.
Алана ощущала, как ее чешуя трётся о ткань его брюк, и кусала губы.
Ей отчаянно хотелось… чего-то. А чего — непонятно.
— Ты мне не надоедаешь, — мягко произнес мужчина. — Ты очень… важный для меня человек, которому я всегда буду рад помочь всем, что только в моих силах, — тихо выдохнул он. — Поэтому… пожалуйста, не бойся говорить мне о чем-либо. Я никогда не причиню тебе вреда.
Алана зажмурилась, перекатывая эту фразу — замечательную, потрясающую фразу — на языке, и закусила губу, просто не зная, что ответить, а потому лишь уткнулась носом Тики в шею, легонько поводив им по его коже, как делали это сирены, чтобы выразить свою привязанность, и кивнула, осторожно прикоснувшись самым кончиком хвоста к ногам Микка.
Тот словно бы замер в ожидании чего-то, и девушка, нещадно краснея и проклиная все на свете, потянулась пальцами к его лицу, ловя удивление в золотом взгляде, а потом накрыла ладонями глаза мужчины с тихим вздохом.