Жемчужница (СИ)

Алана смущенно кивнула и бросила беспомощный взгляд на Тики, всем своим видом показывая, что в одежде совершенно не смыслит. Мужчина ответил ей легкой улыбкой и подвел осторожно к вешалкам с одеждой.

— Что душе твоей угодно, — мягко произнес он, — то и возьмем, просто бери и примеряй.

Сказать так было легко, конечно, но вот сделать… Алана совершенно не представляла, что из всего этого могло бы ей подойти и что из этого стоит носить перед жителями Империи. Она закусила губу и осмотрела наряды самых разных мастей — тут и ярких цветов были ткани, и нежных, и как будто бы почти блеклых, а уж какое разнообразие в украшениях на всех этих платьях! И ведь не камнями расшиты, а нитями — сияющими тонкими нитями на нарядах были сделаны целые картины!

Огромные цветы, бушующие волны, ветвистые деревья, причудливые животные, падающие лепестки…

Одно, правда, платье девушке приглянулось больше других. Оно не слишком было похоже на ханбок по своей форме — куда более приталенное и совсем не такое пышное, оно отличалось красивой длинной юбкой в пол и летящими рукавами. По подолу шла вышивка, похожая на какие-то нежные цветочные лепестки, а на самой юбке ветвилось дерево, ветви которого окунались в воду.

Ткань платья была нежно-голубого цвета, похожего на подернутое облаками небо, и когда Алана заметила его, то замерла.

Потому что по сравнению с ханбоком — скрывающим абсолютно все — этот наряд был куда более… открытым и откровенным, пожалуй, и ткань, из которого он был пошит, была тоньше — но нежнее. Какой-то… как будто даже немного скользкой.

Тики ее интерес явно заметил, потому что подозвал хозяйку и попросил приготовить платье для примерки.

— А оно… точно мне подойдет? — Алана прикусила губу, оборачиваясь к нему, и мужчина как-то странно улыбнулся в ответ, а хозяйка, услышав ее, восторженно закивала.

— Ах, милая! — восхищенно всплеснула руками она, установив ширму. — Вы настолько ладная, что вам подойдет в этой комнате абсолютно все! Верите — даже мешки, в которые мои девчонки складывают тканевые обрезки!

Девушка сконфуженно хохотнула, чувствуя, как горят от похвалы щеки, и прошла мимо засмеявшегося Тики, жалкую секунду мечтая, чтобы переодеться ей помог именно он, а не доброжелательная хозяйка.

— Только если даром отдадите, — лукаво усмехнулся мужчина, мимолетно погладив Алану по ладони, словно бы успокаивая, потому что, видимо, решил, что ей стыдно показываться перед посторонним человеком без одежды.

Ах, если бы он знал, о чем ей все это время думается!

…если бы узнал, то, наверное, и не прикасался бы так. Потому что Алана не имеет права оказывать такие знаки внимания мужчине, который никогда не станет её мужем.

Ну почему она не родилась самой обычной русалкой? Может быть, тогда бы смогла уйти вслед за любимым на сушу? Как сирены это делали в древности, привязавшись к особому человеку. Они готовы были навеки покинуть океан, лишь бы быть рядом с ним.

Алана закусила губу, заставляя себя не думать об этом, и при помощи хозяйки, постоянно приговаривающей про то, как она прелестна и мила, переоделась, после чего, затаив дыхание, вышла к Тики, ощущая себя слишком взволнованно. А ему понравится? А он тоже считает её красивой? Он правда не врал ей все это время?

Изу восхищенно хлопнул в ладоши, приоткрыв рот, а мужчина смотрел на неё долгие несколько секунд, пока не сглотнул каким-то донельзя медленным движением.

Алана облизнулась, желая, манта подери, провалиться сквозь землю, и взволнованно спросила, перекатившись с пяток на носки и обратно:

— Точно нормально?

Мужчина кивнул, словно завороженный, не отводя взгляда ни на секунду, и выдохнул едва слышно:

— Прекрасно. Ты… прекрасна.

Девушка закусила губу — и оглянулась на большое зеркало, в котором отражалась вся, с головы и до пят.

В зеркале была будто и не она. Эта русалка в отражении, она была до болезненной невозможности похожа на Элайзу и Ювнию, заплетающих себе такие красивые косы и носящих такие вещи.

И ведь вроде не было в наряде ничего особенного — только нежная ткань и красивые вышивки, но как же… как же он менял.

Платье обличало фигуру, подчеркивало ее, подтачивало, и хоть не было видно ни груди, ни бедер, ни даже кончиков пальцев, Алана все равно ощущала себя… другой.

Такой, какой никогда не видела себя прежде, быть может? Или — такой, какой раньше никогда не была?

Ведь она не чувствовала себя красивой все эти четыре сотни лет.

Загнанной — да. Беспомощной — очень даже. Виноватой — сколько угодно. Но — красивой…

— Ваша правда, господин Тики, — с подлинным восхищением покачивая головой, провозгласила хозяйка лавки. — Я бы купила это ханьфу не раздумывая!

Алана вновь метнула взгляд в зеркало — на другую себя, на красивую, на словно бы искрящуюся, на счастливую — и закусила губу, обернувшись к Тики и испытывая странное ощущение: ей было слишком тесно в этом прекрасном платье, а признаваться было стыдно, потому что мужчина смотрел на неё так восторженно, так одухотворенно, словно… словно… словно тоже хотел не отпускать её никуда и никогда.