Мана, которому совершенно не хотелось возвращаться мыслями к Неа и его странному поведению, старался вникать в каждое слово, в каждую эмоцию, но, о все злостные духи, ничего у него не получалось — события вчерашнего вечера (сильные руки, жаркий поцелуй, лихорадочное дыхание, слова близнеца) не хотели покидать его голову ни на минуту, и он с силой заставлял себя думать о чём-нибудь другом, игнорируя заливающий при любом воспоминании щёки румянец и трепет в груди.
Ближе к полудню Тики решил пройтись с Лави по улице, приглядеть что-нибудь в дорогу, повидаться со старыми знакомыми и выкурить откуда-то каких-то пауков, хотя с несколько минут тревожно поглядывал наверх, определённо не желая оставлять Алану здесь без своего присмотра. Это было, конечно, очень мило, но Мана заверил брата, что присмотрит за русалкой, которая, скорее всего, будет мучиться похмельем до самого вечера — уж слишком много она вчера выпила. Микк с горем пополам всё же решился выйти, смеша этим волнением на лице не только самого мужчину, но и Лави, фыркнувшего что-то невразумительное про русалок и то, что в опасности была точно не она, а сама таверна.
Каково же было удивление Маны, когда Алана спустилась к нему, отвлекая от чтения, спустя три часа — трезвая как стёклышко, радостная и совершенно бодрая.
— Как ты себя чувствуешь? — тут же поинтересовался он, как девушка присела рядом с ним на скамью.
— Прекрасно, — отозвалась русалка, одаривая его лучезарной улыбкой, и Мана в который раз уже подумал, что не могла такая потрясающе живая девушка быть безжалостной ведьмой. — Правда, спала больше обычного, но это, видимо, от выпитого вина, — глухо рассмеялась она, мягко жмурясь, и всё в её лице было таким лучистым, таким светлым, что хотелось улыбаться в ответ.
— Сколько ты вчера выпила, кстати? — ради интереса осведомился Мана, таки широко улыбаясь ей и чувствуя, как становится на душе легче. Девушка смерила его задумчивым взглядом и наморщила лоб, словно думала, говорить или нет.
— Ох-х, — наконец выдала она. — Даже не знаю, если честно. Но не так и много, кажется… Просто я, наверное, очень быстро пьянею.
Уолкер ухмыльнулся, думая о том, сколько же мог выпить его близнец вчера, если от него поступили такие однозначные заявления, и тут же тряхнул головой, поджимая губы.
— Интересно, сколько вчера выпил Неа, — натянуто рассмеялся он, ловя на себе пронзительный и обеспокоенный взор чересчур проницательной подруги.
— А что с ним? — как-то очень сосредоточенно отозвалась Алана, сразу подбираясь на месте. — Что-то не так?..
— Да нет, — Мана махнул рукой и постарался отвечать как можно более расплывчато, чтобы не лгать. — Он вчера даже на ногах толком не стоял, а еще доказывал что-то. Глупости, не волнуйся. Просто пришлось его спать укладывать как маленького мальчика.
Алана смерила его долгим взглядом умудрённого жизнью человека — и облизнулась, когда перед ней поставили поднос с завтраком, тут же разрушая все впечатление. И вдруг изрекла:
— Мне почти пятьсот лет, Мана, и хотя эмоционально я застряла в возрасте двадцатилетней земной девушки, на мой интеллект это никак не влияет.
Мужчина подавился своим чаем, который ему тоже только что принесли, и не решился пока брать с блюда сладкую булочку. Вдруг русалка скажет еще что-то такое, и он просто подавится.
— Э-э-э… к чему ты это? — вместо этого осторожно поинтересовался он, заранее боясь ответа.
— К тому, что если тебе нужно с кем-то чем-то поделиться, я всегда готова помочь и поддержать, — невозмутимо отозвалась девушка — и тут же уткнулась в тарелку, со вздохом пытаясь управиться с вилкой — столовые приборы она просто терпеть не могла.
Мана неловко хохотнул, не понимая, что на это сказать, и опустил взгляд в книгу, которую со стола так и не убрал, — буквы скакали перед глазами словно мухи, и смысл написанного совершенно не хотел доходить до его сознания, хотя мужчина несколько раз провёл взглядом по строчкам, пытаясь отвлечь себя от ощущения… от ощущения того, что, кажется, он был ещё совсем ребёнком рядом с Аланой, которая сейчас пусть и пыталась управиться с вилкой, при этом ещё и сосредоточенно нахмурив светлые тонкие брови, пусть и напоминала чем-то в этом жесте, в этой ситуации девочку, только-только научившуюся держать в пальцах предметы, но точно не была глупой малышкой.
Ей было пятьсот лет, подумать только. Мана, рядом с тобой сидит русалка, которой пятьсот лет.
Мужчина вздохнул, собираясь с мыслями, и неуверенно пожал плечами.
— А с чего ты взяла, что мне нужно чем-то поделиться? — медленно, будто боясь (хотя чего — непонятно), спросил он, и Алана закатила глаза, становясь такой мудрой и, о небо, такой зрелой в этом жесте, что Мана даже замер, недоверчиво уставившись на неё.
Потому что все это время она напоминала милого ребёнка, сражающего своей искренностью и наивностью наповал.
— Потому что ты краснеешь и бледнеешь каждые пять минут, хмуришься, не улыбаешься, — девушка выразительно посмотрела на него. — Мне продолжать?