Жемчужница (СИ)

— Я улыбаюсь! — взбунтовался Мана — правда, не слишком-то убедительно. И Алана тут же ему это доказала. Она насмешливо вздернула брови и заметила:

— Твою гримасу сложно назвать улыбкой, хотя ты и стараешься, — правда, в ее насмешке было больше сожаления, чем яда. А если точнее — там вообще не было яда, одно только сочувствие.

Мана ощутил, как стыдливо краснеет, и подумал о том, что Алана, пожалуй, излишне много времени проводит с Тики, потому что вот эта манера говорить явно заимствована у него. Впрочем, не так это было и плохо.

— И что же ты хочешь от меня услышать? — со вздохом обратился к ней он, наблюдая, как девушка воюет с не желающей наматываться на вилку лапшой со специями.

— Только то, что ты сам решишь рассказать мне, — тут же отвлеклась от всего сражения Алана, устремляя на него прямой изучающий взгляд.

Мана пожевал губы, ощущая себя несмышлёным маленьким ребёнком, которому мать пытается донести, что ей можно доверять, что с ней можно делиться своими переживаниями.

Если Алана была готова стать его матерью, он против совершенно не был.

Но сам Мана не горел желанием становиться ее ребёнком.

И дело было совершенно не в том, что ему было неудобно или стыдно. Наверное, даже наоборот — Алана же и была его прабабушкой, была той, кто помнил Элайзу, кто мог рассказать о ней, кто был её младшей сестрой.

Во дворце в одном из коридоров висит потрет — на нём изображена неземной красоты девушка с такой мягкой улыбкой, что Мана каждый раз несколько часов всматривается в линию её губ, надеясь понять то, что спрятано в этом ласковом изгибе.

Он и сейчас смотрел на этот же изгиб.

И его это, честно говоря, слегка пугало.

Потому что Алана неуловимо, но очень явно похожа на Элайзу.

— Неа ведёт себя странно, — выпалил мужчина, стремительно отводя взгляд от светлого лица русалки, и глубоко вздохнул. — Но ничего страшного, правда.

Девушка недоверчиво прищурилась, не отрывая от него задумчивого взгляда, и надула губы, словно обижалась на его уклончивость. Однако… Мана честно не представлял, как сказать ей о чем-то таком.

«Ох, знаешь, Алана, в меня влюблен мой собственный близнец. Не знаю, как ты относишься к этому, но если нормально, не подскажешь, как удержать под контролем текущую ситуацию?»

Конечно, в Империи без враждебности относились к связям между женщинами и мужчинами подобного рода, но Мана с Неа — это ведь другое дело. Они ведь братья-близнецы! Да еще и наследники — оба, пусть следующий император уже и определен!

И что на все это скажет отец, если Мана, допустим (только допустим!), даст слабину? Вот уж кто точно не будет рад…

— Ты уверен, что тебе не нужна помощь, Мана? — подозрительно спокойно поинтересовалась Алана, отставив в сторону тарелку с кое-как доеденной лапшой. — У тебя такое лицо, как будто ты только что представил себе уничтоживший Империю шторм или что-то вроде.

Мана подавился воздухом, вперив в неё удивлённый взгляд, а девушка, смешно скривив губы, словно только что осознала что-то очень важное, покачала головой и посмотрела на мужчину с той самой лаской в серых глазах, с которой смотрела и Элайза с портрета, возле которого он проводил, бывало, целые вечера.

— Н-нормальное у меня лицо, — сконфуженно пробормотал Уолкер, всей душой надеясь, что сейчас придёт Тики и что Алана тут же переключит всё свое внимание на того. Но русалка лишь длинно вздохнула, словно была старшей сестрой (не матерью, не матерью, которой, на самой деле им с Неа ужасно не хватало, но в чём никто их них ни за что не признается) — всепонимающей и нежной, желающей уберечь от чего-то необдуманного и опасного, и глянула чуть ниже его лица, куда-то на грудь.

— Ты мечешься из одного угла клетки в другой, видя, но всеми силами игнорируя единственный выход, который раскрыт перед тобой нараспашку. Этот выход и есть правильный, Мана, — проникновенно проговорила Алана, будто кутая в своём голосе как в махровом одеяле, и Мана судорожно вздохнул, закусив губу. Девушка улыбнулась, солнечно сощурив веки, и спрятала лицо в чашке, всем видом показывая, что больше по этому поводу ничего не скажет.

И тут спасение от неловкости все же снизошло. Хотя это как сказать.

Неа спустился — почти слетел — с лестницы подобно слетающему из своего гнезда ястребу и легкой походкой проследовал к их столу, приземляясь рядом с Маной и лучезарно улыбаясь тут же отчего-то совершенно развеселившейся Алане. Девушка тепло поприветствовала взъерошенного мужчину и мягко прищурилась, все также таинственно молча и не отпуская комментариев по поводу происходящего.

— Доброе утро, — брат улыбнулся теперь самому Мане — широко, от уха до уха — и погладил его по коленке, пользуясь тем явно, что этого действия пол столом не видно, и тем, что младший Уолкер никак не сможет запротестовать при посторонних.

— Д-доброе утро… — мужчина постарался не слишком заикаться, но вышло плохо, и взгляд близнеца из ласково тут же превратился в лукавый.

Не забыл. Ах ты жаба противная! Ничего не забыл, все помнит и явно не собирается заканчивать весь этот цирк!