Жемчужница (СИ)

…он только на разбитую тарелку с горькими лекарствами и был похож.

– А как же братская солидарность? – заныл Неа, осыпая мягкими поцелуями его ключицы, шею, грудь, и Мана поджал губы, отчаянно замотав головой. – Тебе меня совсем не жалко? – грустно поинтересовался брат, снова упираясь набухшим членом ему в бедро и водя пальцами по животу. – Твой братик был таким бедным, пока ты бегал от него, ему было так одиноко и грустно, а ты даже не ценишь его, не хочешь помочь… - –жалобно тянул он тем голосом, каким обычно всегда выпрашивал какую-нибудь похвалу или что-то приятное, и Мана, длинно простонав от наполнявшей его безысходности, рванулся вперёд, опрокидывая брата на кровать и неумело касаясь его губ в поцелуе.

Неа приглашающе приоткрыл рот и вплотную прижал его к себе, сплетая их языки и сжимая в ладони его ягодицу. Мана замычал, потираясь об него обнаженным телом и ерзая, потому что приятно было жаться к брату и опавшим членом – он был таким чувствительным, что остро воспринималось каждое даже самое просто движение.

Близнец раздвинул его ягодицы, обнажая задний проход, и наконец оторвался от его рта.

– О-о-о, вот это мне больше нравится, – предвкушающе протянул он и, погладив сжавшееся от прохладного воздуха отверстие Маны пальцем, потерся об него снова. – Ну же, помоги своему братику, Мана, – Неа так протянул его имя, что мужчина растерял последние остатки рассудочности и стыда.

Потому что начал неуклюже и торопливо сдергивать с брата одежду и гладить его, кусать и вылизывать. У Неа было много шрамов, которые Мана неоднократно вылизывал в своих снах, и теперь у него появилась возможность сделать это наяву.

О духи, Неа был таким красивым, что хотелось его всего.

Мана ощутил, как его член снова твердеет, и поспешил дрожащими от страха и предвкушения руками избавить брата от шаровар. Плоть близнеца была блестящей и скользкой от смазки, и Неа охнул, когда младший Уолкер сжал пальцы на стволе ближе к основанию и осторожно, боясь сделать что-то не так, двинул рукой вверх-вниз.

– О дракон и мерзкий болотный дух… – Неа выругался еще как-то себе под нос и развел ноги шире, откидывая голову на кровать и мыча. – Как же мне хорошо-о-о… Наконец-то я… – он прикусил губу и выгнулся, и Мана, не веря, что это делает, осторожно прижался губами к его головке, щекоча отверстие на ней и слыша, как сладко и несдержанно стонет его близнец.

Неа был солоноватым и горячим, и его бедра, кажется, даже слегка подрагивали. И видеть это было настолько потрясающе, что мужчине еще сильнее захотелось заставить брата излиться. И еще – Мане почему-то вдруг стало интересно, что будет, если лизнуть нежную кожу у него под мошонкой.

Возможно потому, что это было настолько восхитительно непристойно, что от одной мысли об этом хотелось потереться об ногу брата членом и испачкать его в свою… в свою сперму еще раз.

Мана зажмурился, едва сдерживая шумный вдох от накрывшей его новой волны возбуждения, и, стараясь не задевать чувствительную кожу зубами, заглотил член брата как можно глубже.

А тот… о, тот выгнулся, длинно стоная своим чудесным бархатистым голосом, и зарылся длинными пальцами в волосы Маны, слегка оттягивая их, и это было так пошло, так развязно, так прекрасно в своей интимности, что невероятно хотелось большего.

Интересно, а шрамы у брата чувствительные?..

Мужчина размашисто лизнул языком по стволу, отстраняясь и наслаждаясь просяще-протестующим стоном (о духи, как же Неа был великолепен), и поцеловал первый попавшийся рубец – тот, который кривой линией простирался вдоль живота, рядом с пупком. Брат в ответ на этот порыв судорожно вздохнул, принимаясь наматывать длинные волосы Маны на кулак (как же пошлопошлопошло), и поощрительно растянул губы в осоловевшей улыбке.

– Какой умница, – прохрипел он негромко, – и весь мой! – улыбка и хриплый шепот превратились в смех, и Неа зажмурился, потрясающе красивый и несдержанный в выражении своих эмоций. – Мой-мой-мой… – только и бормотал он в перерывах между стонами, и Мана молча соглашался с ним, вылизывая его шрамы и мягко стимулируя член.

И – ловя себя на том, что ужасно его хочет. Неа был под ним – распростертый, обнаженный, покорный и совершенно ошеломительный. Мозги от него ехали, сознание плыло…

Сколько Мана боялся этого? Как долго? Сколько… лет? Даже умные мальчики не сразу понимают, что по уши влюблены в своих собственных братьев, пусть те и приходят к ним в мокрых снах.

Мужчина стыдливо зажмурился, обещая себе, что засранец-Неа никогда не узнает об этом, и постарался поумерить свой пыл. Они уже успели натворить дел, и если не остановятся сейчас… ничего плохого не случится, но Мана просто боялся. Он ведь был Маной – маленьким слабым трусишкой, которому мама всегда оставляла зажженные свечи в комнате, когда заканчивала очередную сказку и уходила спать.

И Неа, конечно, прекрасно знал об этом, а потому и издевался в такой соблазнительной выпрашивающей манере, завораживая своим жалобным голоском и заставляя делать всё, что ему хочется.