Жемчужница (СИ)

— Кто знает… — таинственно протянул парень и перевёл золотой мерцающий взгляд на нахмурившегося в ожидании какой-нибудь глупости Микка. — Может, она как раз и звезда. Твоя звезда.

Тики иронически закатил глаза, не желая ругаться с братом, но всё же раздражённо буркнул:

— Она боится меня, Мана. А ты говоришь о каких-то несусветных глупостях.

Уолкер в ответ лишь рассмеялся, словно говоря, что это Микк говорит о глупостях, и вздохнул.

— Хотя кое-что я всё-таки могу рассказать, — наконец напряжённо проговорил он, и Тики в ожидании подобрался к нему ближе. — Белый цвет у русалок обозначает изгоя.

Мужчина поражённо распахнул веки, неверяще вглядываясь в его мрачно-грустное лицо. Неужели Алана была изгоем? Такая красивая, замечательная и искренняя, похожая на упавшую звезду, она была изгоем?

Мана кивнул, словно подтверждая свои слова, и продолжил:

— Они считают, что так луна отмечает тех, кто забрал жизнь матери в ночь рождения. А русалки не имеют права отбирать жизнь, потому что они — морские жрицы, понимаешь? У них лишь тритоны способны убивать, да и вообще драться, в то время как русалки — посвящают себя морю и семье, — парень горестно вздохнул, будто ему было ужасно жаль, и добавил: — И потому беловолосые русалки считаются в их обществе изгоями.

— Но она же… — Тики судорожно выдохнул, пряча лицо в ладонях и чувствуя, что ему становится еще паршивее. — Она же такая… красивая, такая… разве она может быть изгоем, Мана? — он вскинул на брата полные надежды глаза, но тот только устало пожал плечами и, протянув руку, осторожно похлопал мужчину по колену.

— Не расстраивайся так, Тики, — от короткой улыбки стало легче, но ненамного. — Ведь за ней уже пришел один молодчик, верно? — тут Мана хохотнул. — Который назвал ее любимой дочерью моря. А может ли для русалки быть что-то прекраснее и почетнее?

— Мало радости в почете, когда тебя считают кем-то ненормальным, — вполне резонно, как ему казалось, заметил Микк.

Мана тепло сверкнул на него глазами и снова хлопнул по колену в знак ободрения.

— Не думай об этом так много, брат, — посоветовал он ласково, — вы еще обязательно подружитесь, просто дай ей время, ладно?

Мужчина хмыкнул и накрыл узкую ладонь брата своей, легко сжимая его прохладные пальцы и думая о том, какая же он свинья. Мане ведь плохо, но он не отдыхает как то положено в его состоянии, а утешает своего непутевого братца.

— Спасибо, конечно, — все же горько усмехнулся Тики, — но разве можно дружить с тем, кого ты боишься?

— Это не страх, а благоговение, — поправил его Мана, так и не утрачивая своего знаменитого, наверное, на всю Поднебесную доброжелательного спокойствия. — И не смейся, — укоризненно попросил он, — ты просто не видел, как Алана смотрела на тебя во время сражения. Это было восхищение, а не страх, поэтому волноваться здесь не о чем.

Тики все же хохотнул, отчего-то совершенно не веря ему, потому что вчера же девушка призналась ему в причине своего страха, и Уолкер, словно прочитав его мысли, покачал головой с таким видом, будто мужчина был неразумным ребёнком, который не видел чего-то до жути очевидного.

— Уж что я точно понял про нашу русалку, так это то, что она ужасная социопатка, — с коротким невесёлым смешком вздохнул парень и хитро сверкнул золотом глаз в полутьме каюты. — Она сама придёт к тебе, — мягко, но настойчиво сказал Мана, прикрыв веки, — как только поймёт, что не боится, а восхищается, — улыбнулся он.

Микк скептически приподнял бровь, мысленно соглашаясь со словами брата, но всё равно не смог удержаться от шпильки:

— Как с Неа, да? Интересно, когда же он поймёт-то?

Уолкер возмущённо распахнул веки, смотря на него с негодующей хмуростью, и отвернулся, обиженно надувшись.

— Не смешно, — раздражённо буркнул он, и Тики мягко коснулся его плеча, вставая с кровати.

— Отдыхай, брат, — попрощался мужчина и покинул каюту.

Вообще-то Тики полагал, что дурака-Неа, который был умным и проницательным только в том случае, если дело его не касалось, стоит подтолкнуть к мысли о том, почему же после смерти матери он так уцепился за собственного близнеца и так ревностно оберегает его.

Ведь у Маны даже ни разу не было женщины.

Не то чтобы это странно или срамно — разумеется, нет. Просто времени и сил на женщин у брата не оставалось из-за Неа. Который опекал его днем и ночью, замечал каждое ухудшение в его здоровье и носился с ним как мещанка с коробкой свежих куриных яиц.

Микка это забавляло сначала, но не слишком долго, потому что он быстро пришел к одному выводу — Неа влюблен. В общем-то, это не было чем-то удивительным — близнецы всегда были вместе, и Мана всегда был слабее своего старшего брата физически, потому Неа о нем заботился. А после смерти императрицы Катарины эта их связь — она, казалось бы, стала еще теснее.

Казалось бы.