Жемчужный узел

— И что это за причина? — Лизавета подозревала, что на самом деле не хочет знать ответа на свой вопрос.

С одной стороны, знание правды направило бы её, подсказало, стоит ли в действительности опасаться морского княжича или в нём можно найти союзника, и пролило бы свет на то, как будет складываться дальнейшая жизнь в Нави. С другой стороны, судя по поведению мнущейся, откладывающий момент истины Ольги, в грядущих событиях не стоило искать ничего хорошего.

— Дело в Славе, — Инга первой не выдержала напряжения.

— А что с ней? — Лизавета посмотрела на неё поверх Ольгиной головы.

Однако Инга уже отвернулась, явно не собираясь продолжать и тем самым возложив тяжкую ношу на плечи Ольги. Та мягко сжала Лизаветины пальцы:

— Она умерла.

На мгновение Лизавета застыла. Новость показалась ей невозможной, ненастоящей. Разум тут же начал подкидывать опровержения: Сбыслава не могла умереть, ведь она уже была мертва — иначе бы просто не стала русалкой! Но серьёзный взгляд Ольги говорил об обратном.

— Но как?..

Ольга как будто ждала этого вопроса. Глубоко вдохнув, как перед прыжком с высоты в холодную воду, она ответила:

— Её убили.

Лицо Лизаветы дёрнулось. Уголок губ нервно приподнялся в странном подобии улыбки, меж бровей пролегла глубокая складка, глаза прищурились словно бы с подозрением. Но сама она не издала и звука, сердце её не знало, что чувствовать. Должна ли она испугаться? Скорбеть? Сочувствовать?

— Убили, — одеревеневший язык с трудом выговорил даже это слово.

— Да, — Ольга смотрела на неё с осторожностью, в ожидании. Она словно сама не понимала, что делать: обнять ли, похлопать по спине, отступить, дав пережить горе.

Но смерть Сбыславы не была горем для Лизаветы. Она знала русалку совсем немного и, пускай сочувствовала умершей девочке, но не испытывала к ней ярой привязанности. Они были знакомыми — и только.

— Я не… — она поморщилась, понимая, что не может подобрать правильные слова. — Вас можно убить?

Ольга с Ингой переглянулись: не такого они ждали от Лизаветы. Ольга медленно поднялась, отпустила её руки, отстранилась. Снова посмотрела на Ингу — не спрашивая, а будто гадая, насколько навредит своей подопечной, если расскажет Лизавете правду.

— Можно, — наконец-то кивнула. — Мы не умираем от старости, но это не значит, что мы бессмертны.

— И Сбыславу убили? Нарочно? Это точно известно?

И снова эти переглядывания. Лизавета шумно втянула воздух: ну почему нельзя просто сказать?!

— Точно, — Инга словно услышала её мысли, бросила резко, наотмашь. — Ей перерезали горло. Вряд ли она случайно на нож упала.

— Инга! — Ольга всколыхнулась, но что она говорила дальше, Лизавета уже не слышала.

В ушах стоял гул, мыслей не осталось. Она никогда не видела мертвецов, но тут почему-то ярко представила маленькое хрупкое тельце — сплошь тонкие косточки и белая кожа, и одна яркая полоса поперёк длинной шеи. Интересно, капли крови попали на платье?

— Лизавета? — Ольга заметила её состояние. — Ты меня слышишь?

Голова Лизаветы медленно опустилась, не совсем по её воле. Она что-то говорила, связно отвечала, двигалась, но не до конца отдавала себе отчёт в собственных действиях. Как будто на несколько минут кто-то занял её тело, пока сама Лизавета заставляла себя поверить в то, что произошло.

— А зачем приехал княжич? — это произнесла уже она сама.

— Ярослав отвечает за наши края. Он должен разобраться в том, что произошло, — откликнулась Ольга, а Инга привычно расшифровала.

— То есть, найти убийцу.

Убийство. Это слово пульсом билось у Лизаветы в висках весь вечер, всю ночь, всё грядущее утро. С трудом выстроенный на озере мир снова треснул, тонкий лёд спокойствия не выдержал веса тревог.

Не зная, что сказать, чем помочь, Лизавета поспешила спрятаться в своей комнате — отчасти от княжича, но одновременно и от ужаса, накрывавшего её всякий раз, когда она осознавала: это всё правда. Бессмертную маленькую девочку жестоко убили, целенаправленно, осознанно, точно со зла. Как подобное вообще могло происходить в мире?

До сих пор с преступлениями Лизавета сталкивалась лишь в сводках газет, которые отец оставлял на столе после завтрака. Но там они были лишь сухими строчками на желтоватой бумаге — нестрашные ужасы, совершённые безликими преступниками по отношению к невидимым людям. О таких легко было позабыть, ни капельки не расстроившись. Но о Славе она забыть не могла.

Лизавета жалела, что так и не повидалась с девочкой во второй раз, что не справилась ради неё со своими нежными чувствами. А ещё гадала, что происходит сейчас в голове у Инги, которая так же оставила Славу. Винила ли она себя? Или её, мавку, чужая смерть не так уж и трогала?