Жемчужный узел

Ответы на свои вопросы Лизавета могла получить лишь одним путём — выйдя из комнаты. Ей потребовалось время, чтобы собраться с духом, прогнать в мыслях все возможные разговоры: с насмешливым княжичем, с резкой Ингой, с растерянно заботливой Ольгой, с непривычно сдержанным Ладом, — и убедиться, что это ничем не поможет. Какой бы деликатной, собранной и спокойной ни была Лизавета в своих фантазиях, в действительности вести себя так она вряд ли смогла бы. Слишком уж разбереженным, израненным, хрупким казалось ей собственное сердце.

Всех обитателей Нави — и новых, и старых — Лизавета нашла в столовой. За завтраком к Ладу, Ольге и Инге присоединился не только княжич, но и русалки, выглядевшие особенно мрачными. Лизавета не удивилась бы, обнаружив на них траурные одежды, но под водой это, видимо, было не принято: из всех собравшихся в тёмном остался лишь княжич Ярослав, однако расшитые серебром отвороты его кафтана явно говорили не о смирении и не о скорби.

— Доброе утро, — поприветствовала всех Лизавета, и тут же остро ощутила неуместность собственных слов: это утро добрым как раз не было.

Ярослав посмотрел на неё с предсказуемой насмешливостью, но хотя бы ничего не сказал. Ольга кивнула, Инга — даже не повернулась. Рогнеда вымученно улыбнулась в ответ, кажется, за всех русалок разом, притихших, посеревших от горя. Лизавета застыла в неловкости: хотелось сказать что-то ещё, но в языке словно не было слов для того ужаса, который произошёл.

— Садись, — молчание нарушил Лад, похлопал ладонью по пустому месту рядом с собой.

Лизавета послушно опустилась на стул, пожалев лишь, что оказалась почти напротив Ярослава. Говорить, есть да и вообще шевелиться под его взглядом не хотелось — всё чудилось, будто каждое её движение вызывает у него то хитрый, то опасный прищур.

Поддержкой для Лизаветы стало плечо Лада, которое она едва задевала своим. Он не вздрагивал от случайных прикосновений, не хмурился, даже не глядел в её сторону, а её успокаивала эта незыблемость. Да, это был не тот Лад, которого она полюбила в первые дни на озере, но и этого она знала — таким он предстал перед Лизаветой, когда раскрыл свою суть. И она не видела, чтобы события вчерашнего дня разительно его изменили. Лад был её опорой, которую Ярослав старательно расшатывал.

— Я бы хотел побеседовать с каждым из вас, — впервые он заговорил ближе к середине завтрака, когда тарелки наполовину опустели, а Лизавета успела хоть отчасти расслабиться. Вот только при звуках голоса Ярослава она тут же выпрямилась, внутренне сжалась будто подспудно готовясь к удару. Он последовал незамедлительно. — И я бы предпочёл, чтобы беседы проходили наедине.

Вновь остаться одной с Ярославом… — Лизавета судорожно вдохнула при одной только мысли. Он заметил: она поняла это по тому, как дёрнулся уголок тонких губ, будто он едва не расплылся в хищной ухмылке. Лизавета почти не сомневалась, что с ней Ярослав захочет поговорить первой.

Словно назло её мыслям, он повернулся к русалкам:

— Я думаю, лучше начать с вас, милые дамы.

Гордея отложила приборы, точно только этого и ждала.

— Вы не против подождать здесь? — Ярослав встал из-за стола, всем своим видом показывая, что на самом деле вовсе не задаёт вопрос. — А мы поговорим… да хотя бы в зелёной комнате.

Он вышел, не дожидаясь ответа, и Гордея последовала за ним. Лизавета не ожидала от бывшей воительницы такой покорности, но потом заглянула в её лицо, когда та проходила мимо, и увидела — никакого послушания в её глазах не было. Это было равнодушное лицо человека, и без того потерявшего слишком многое.

Осторожно, украдкой, Лизавета посмотрела на остальных. Инга сидела, забравшись с ногами на стул, и нервно покусывала губу изнутри. Ольга, которая в обычный день наверняка бы её осадила, не говорила ни слова. Она глядела куда-то в пустоту, дальше, чем могла заглянуть Лизавета.

В отличие от всех остальных за столом, Ингрид и Рогнеда негромко переговаривались. Слов было не разобрать — они больше шептали, но Ингрид выглядела встревоженной. Рогнеда тоже хмурилась, с каждым мгновением всё сильнее, как если бы Ингрид склоняла её на свою сторону.

Наконец, Лизавета повернула голову к Ладу, на этот раз открыто. Он, как ни в чём не бывало, уже почти опустошил свою тарелку и теперь лениво отщипывал ломтики от оставшегося на ней куска хлеба. Прежде чем съесть, Лад скатывал их в маленькие шарики — и только это повторяющееся движение выдавало смятение, охватившее его душу.

— Волнуешься? — заметив взгляд Лизаветы, спросил он.

Пускай Лад и понизил голос, но недостаточно. Лизавета ощутила вскинутые на неё взгляды, и почему-то почувствовала себя как под подозрением. Думали ли собравшиеся за столом о том, что у неё были причины волноваться?

До сих пор Лизавете не приходило это в голову, но она была в самом шатком положении из всех. Они знали друг друга столетиями, в то время как она была чужачкой. Да, Лад и Инга вели себя с ней, как друзья, а Ольга — как вторая мать, но она не была своей в этом месте. Неспроста Ярослав так это подчёркивал.