Жемчужный узел

Все эти умозаключения Лизавета сделала потом. В тот момент у неё не было сил думать, не было сил говорить. Она лишь вымученно улыбнулась Настасье, замершей в дверях, — а потом вдруг оказалась в её тёплых объятьях. Служанку не смущала грязь на одежде, помятый вид Лизаветы или что-то ещё: она приняла её, как потерянную подругу, в которой нуждалась.

Поддерживая Лизавету, Настасья проводила её в дом, в котором вмиг стало шумно и людно. Где-то на границе зрения Лизавета заметила мачеху — та всплеснула руками при виде падчерицы и тут же принялась отдавать указания: что-то о ванне, одежде, крепком бульоне. Лизавета не говорила — слушала, прислонившись плечом к приятно прохладной стене.

Она молчала, когда Настасья оставила её отдыхать на диване в гостиной. Молчала, когда её отвели в ванную. Молчала, когда нещадно тёрли спину и когда ласково расчёсывали волосы. От тепла и заботы Лизавету разморило, глаза закрывались, движения прониклись ленцой — руки медленно поднимались навстречу рукавам, ступни не попадали в домашние туфли.

— Вам нужно поесть, господарыня, — настаивала Настасья, провожая её в столовую. — К тому же, батюшка ваш скоро вернётся — ему будет приятно, что вы его дождались.

Лизавета кивала, соглашаясь — спорить не хотелось и казалось бесполезным. Она послушно опустилась на стул, послушно кивнула мачехе, послушно взяла ложку. Бульон разлился внутри целительным теплом, и Лизавете впервые подумалось: может, не так уж и плохо просто вернуться домой.

А потом появился отец. Сначала она не увидела его, а услышала — хлопнула дверь, мачеха поспешила его встречать, лихорадочно зашептала, рассказывая главную новость дня. Что-то грохнуло и разбилось, отец переспросил:

— Что?! — так громко, что на мгновение Лизавете показалось, будто он стоит за спиной.

— Тише! — шикнула на него мачеха и снова забормотала так, что слов было не различить, пока они не приблизились к дверям в столовую. — Будь с ней поласковее.

Лизавета заставила себя повернуться на звук шагов, улыбнулась устало.

— Лизонька… — отец вдруг растерял весь свой зычный голос.

Он подошёл к ней медленно, словно боялся спугнуть, как лесного зверька. Лизавета сидела спокойно, давая разглядеть черты, да и сама украдкой рассматривала отца. Тот постарел, цвет лица изменился, будто в него добавили серые краски. Да уж, разлука его потрепала.

— Ты вернулась? Как… что случилось? Как ты себя чувствуешь? С тобой всё в порядке? — Лизавета не успевала отвечать на вопросы, и тогда отец просто схватил её в охапку и стиснул в объятиях, словно желая убедиться, что она настоящая и никуда не сбежит. — Боже, ты же совсем тоненькая стала!

— Да? — неожиданное замечание заставило Лизавету разлепить губы: она не замечала, что изменилась ещё и внешне. — Но я нормально питалась…

— Да уж конечно! — отец только фыркнул. — Держали тебя, поди, впроголодь! Мне Марфа сказала, в каком ты виде пришла: волосы спутаны, коленки разбиты… Скажи, он обижал тебя, да?

Удивительно, но в голосе отца слышались отголоски надежды. Он хотел услышать, что водяной навредил Лизавете. Но она не могла его так обрадовать:

— Нет. Нет, это не водяной.

— А кто? Кто-то из его приспешников?

«Ага, леший», — подумала Лизавета и неожиданно для себя усмехнулась. Отец странно посмотрел на неё, но ничего не сказал — видимо, списал всё на пережитое потрясение.

— Нет, — Лизавета покачала головой чуть настойчивее. — Со мной хорошо обращались. А это… просто случайность. Меня не могли доставить прямо к порогу, пришлось долго идти пешком, а потом я ещё и споткнулась. Но никто мне ничего не сделал, правда.

— Тогда почему ты сбежала?

— Но я не сбежала. Я же сказала — меня отпустили, даже до…везли на окраину города. Всё в порядке.

— Как же, как же, — отец покивал, явно не веря.

Он гладил Лизавету по волосам, как маленькую, а она гадала, кого он пытается успокоить — её или всё же себя. Её слова не вписывались в созданную им картину мира, и он отчаянно искал иное объяснение её появлению на пороге.

— И почему же они тебя отпустили?

— Я попросилась домой. — Лизавета продумала ложь заранее, и теперь она легко срывалась с языка. — Раньше бы это не помогло, но за прошедшее время мы с Ладом… с водяным успели подружиться. Он хороший парень, если его поближе узнать. Всё, что он сделал, он сделал по глупости: хорохорился перед тобой, а потом не хотел признать, что всё зашло слишком далеко. Но в его действиях не было никакого злого умысла.

— Но это ведь он так сказал?

Лизавета отрицательно мотнула головой.

— Нет, я поняла всё сама, когда узнала его получше, — на самом деле, понять помогла Ольга, но эту правду Лизавета решила оставить при себе. — Поверь, Лад не желал никому зла. Никто из них не желал.

«Даже Инга», — додумала она про себя, и сердце сжалось от боли. Это, видимо, отразилось на лице: отец вдруг посмотрел на неё иначе, словно готовый восторжествовать.

— Я понял, — проговорил он благоговейно, будто ему открылась великая истина. — Тебя околдовали.

— Что? — тут Лизавета не выдержала, повысила голос. — Нет! Папенька, но я же говорю…