Жемчужный узел (СИ)

— Что удивительно? — спросила она, пускай и догадывалась, что он ответит.

— Удивительно, как всё получилось, — Лад наконец отвернулся от окна. — Ты спасла мне жизнь, хотя это я обязался тебя спасать.

— Ты и спас, — слова вырвались сами собой, и только тогда она поняла: то была кристально чистая правда. — Сам подумай, что было бы со мной, если бы я не оказалась на озере?

— Ты была бы жива.

— И жила бы чудовищную, никому не нужную жизнь. Вышла бы замуж за человека, которого не любила. Притворялась бы счастливой, потому что так нужно. Делала бы, что велено, и не слушала бы себя, — она покачала головой. — Я видела, как это происходит с другими, и решила, что не желаю себе того же. Больше нет.

— Боюсь, мы просто не оставили тебе выбора с этими дрязгами…

— Но он у меня был. Я могла остаться дома, когда узнала, что отец направляется сюда. Но я представила, что будет дальше, и я приняла решение. Своё собственное, не твоё или Яра, и не смей сейчас у меня его отнимать.

Лад посмотрел на неё долгим, изучающим взглядом. И с каждым мгновением этого взгляда что-то менялось в его лице: ушла хмурость, разгладился лоб, тревога в глазах сменилась знакомым спокойствием.

Он медленно кивнул, принимая за ней право решать. Она чуть крепче сжала его пальцы в ответ, прежде чем отпустить, отстраниться.

— Неужели ты научился ко мне прислушиваться?

— Ты бы себя видела! — Лад фыркнул, становясь собой прежним: легкомысленным и шутливым. — Теперь любой побоится тебе слово против сказать.

— Это хорошо. Потому что я решила ещё кое-что… — она не договорила, надеясь, что он опять всё поймёт. Но Лад лишь вопросительно глядел на неё в ожидании продолжения.

«Последнее испытание, да?» — подумала она, не уверенная, к кому обращается: к себе ли, к Матери-Природе, к Богу-Отцу. Конечно, никто не откликнулся.

— Как ты наверняка заметил, теперь я больше не человек.

Лад снова кивнул, словно нарочно не давая ей передышки.

— Когда я поняла, кем стала, то подумала, что Мать-Природа связала меня с тем же озером, что и вас с Ольгой. В конце концов, я ведь там умерла, — произносить это было странно: ей казалось, она говорит о ком-то другом. — Но оказалось, всё работает не так.

Глаза Лада едва заметно расширились: он всё понял. Мать-Природа всегда давала своим детям то, что им нужно, а не то, чего они жаждали.

— Я водяница, Лад. Не мавка или русалка, а хозяйка собственной вотчины. Мне досталась река, я чувствую это каждой своей частицей — как она зовёт меня.

— И ты пойдёшь ей навстречу?

Она улыбнулась, и в этой улыбке было поровну радости и сострадания.

— Да. Она тянется так далеко, Лад, как я никогда не уезжала. Я чувствую, как она опоясывает в землю, как кормит и поит живущих по оба берега, как соединяется с морем… и как бежит вот в этом лесу. Почему русалки никогда не уплывали отсюда, Лад? Они ведь могли.

— Потому что они несут другой крест. Для них вторая жизнь — наказание и искупление, для тебя — кажется, дар.

— А для тебя?

— Оба, — он ответил быстро, выдавая, что не раз задумывался об этом. — Наказание за глупость и великий дар, позволивший эту глупость исправить.

— И натворить новые.

— А для чего ещё нам дана жизнь? — он развёл руками и улыбнулся шаловливой улыбкой. — Ну, и сама подумай: это ведь мои глупости тебя сюда привели. Не похоже, чтобы ты была расстроена.

Она коротко рассмеялась: в этом был весь Лад. Всего несколько минут назад он сокрушался и винил себя во всех её бедах, а теперь — наоборот, хвалил, ведь его проделки закончились наилучшим образом. Если Мать-Природа даровала ему жизнь как возможность исправиться, Ладу ещё долго предстояло эту землю топтать. Или нет — вот он опять посерьёзнел.

— Когда ты выдвигаешься?

До сих пор она думала задержаться на несколько дней, дать ему возможность поправиться, а отцу — проститься. Но полдня и этого разговора хватило, чтобы понять: природа ждала от неё иного, и в глубине души она и сама этого желала.

— На закате. Сегодня же.

Лад единственный не стал с этим спорить. Отец позже пытался переубедить несколько раз, Ольга напирала на то, что ей нужно освоиться с новыми силами, а Яр молчал так, что сразу становилось ясно: он против. Но она больше никого не слушала, кроме собственного сердца. А оно звало в путь.

Они простились на пороге леса.

Лад поцеловал её в висок, едва коснувшись кожи губами, и в этом поцелуе было куда больше смыслов, чем во всех словах, что она когда-либо от него слышала. Он просил прощения, впервые по-настоящему, он надеялся на скорую встречу, и он смирялся — с её новым обликом и с её новой сутью.

Ольга мягко сжала её пальцы в своих, как много раз прежде, но теперь в этом жесте не было снисходительности или материнской нежности, а лишь понимание. Она словно впервые почувствовала, для чего всё это было и почему это было неизбежно, а теперь пыталась передать эти знания дальше. Новообретённая водяница пожала её пальцы в ответ.