Его восхождение было прямым и стремительным; не было ни сомнений, ни колебаний, ни полуночных страхов, что иногда терзают молодых писателей, – что, если теперь все изменится? Что, если
Джо хотел, чтобы все изменилось, и я тоже этого хотела. Мне надоело жить в грязи, надоело питаться яичным супом из китайской забегаловки. Мужчинам нужны достижения, что-то, за что можно зацепиться, чем можно гордиться, иначе все неудачи, которые когда-либо случались с ними в жизни, будут вечно их преследовать – двойки по математике, преждевременные эякуляции, робкие упреки мягкого и печального отца-сапожника, чье лицо уже почти забылось в вихре времени. Непроданный роман лишь пополнил бы список этих неудач.
Невероятно успешный роман, напротив, был чем-то прекрасным, и мы с Джо прыгали от счастья, хлопали друг друга по спине, ныряли в постель, выбегали на улицу и ни о чем не могли говорить, кроме книги, и Джо, и рецензий, и «будущего», представлявшегося нам неким облачным коридором. Зимой 1958 года мы переехали из комнаты в «Уэверли-Армз» в настоящую квартиру с отдельной ванной, высокими потолками и широкой паркетной доской, в квартиру, как нельзя лучше подходящую для успешного молодого писателя.
Писателям нужен свет. Они вечно об этом толкуют – без света они вянут, как комнатные растения. Можно подумать, что с окнами на юг они начнут писать совсем иначе. Писателям нужен свет, а в нашей квартире на Чарльз-стрит его было много: был у нас и свет, и отопление, и впервые за все время, что мы были вместе, постоянный источник дохода. Мы ходили на все книжные мероприятия, литературные чтения и ужины, куда нас приглашали, пили вино и заводили новых друзей. Я уже не жалела, что бросила колледж. Мы жили в свое удовольствие. Качество нашей жизни так сильно изменилось из-за даров, что пролились на Джо: иногда мне казалось, что это корона, иногда – что это ключ, ключ в большой мир важных писателей. Этим миром правили мужчины; они пировали и пили до поздней ночи, лишь изредка отвлекаясь, чтобы взойти на сцену и произнести речь.
Последнее нравилось Джо больше всего. Я наблюдала за ним со стороны, нервно улыбаясь, а он взбегал на все сцены, сжимая в руках свой первый роман, который и привел его туда. Устраивая чтения в ту пору, он часто в точности повторял то, что было на чтениях вчера; он планировал и расписывал все свое выступление вплоть до шуток и якобы импровизированных комментариев, даже ритуальный глоток воды делал по расписанию.
Однажды в Нью-Йорке в тот первый год Джо должен был выступать где-то, кажется, в культурном центре «Уай» на Девяносто второй улице, хотя точно не помню; все большие залы смешались в моей голове в одну громадную аудиторию с тысячами рядов кресел. Но я запомнила, что на мне было голубое бархатное платье и я была не накрашена, а волосы убраны назад и перевязаны лентой. То было одно из первых чтений Джо, и от волнения меня даже затошнило и вырвало в унитаз в женском туалете; мне стало так стыдно, что я долго не выходила из кабинки. Стояла на коленях на полу и слушала, как две женщины у раковин говорили о Джо.
– Ничего лучше «Грецкого ореха» я в этом году не читала. Слышала, он очень хороший чтец, – сказала одна. – Элиза на прошлой неделе ходила на его чтения.
– О да, – ответила вторая, – а еще он очень хорошенький. Так бы и съела его, как мороженое.
– Но нельзя же. Он женат, – заметила первая.
– И что? – ответила вторая, и они рассмеялись.
Тут я заставила себя выйти из кабинки и распахнула дверь, как бандит из вестерна, врывающийся в салун. Но женщины не обратили на меня внимания. Я не представляла для них угрозы – я в своем бледном тонком пальто, красивая и анемичная. Я выглядела как женщина, которая уже нашла себе мужчину по душе; они же по-прежнему искали и наслаждались жизнью.
Одна из них была смуглой, с оливковой кожей и блестящими прямыми длинными волосами. Вторая – белокожей, веснушчатой, с огромной грудью. Я так и представила ее соски, два розовых поросячьих рыльца, смотрящих в радостное лицо Джо.
Какую из них он бы выбрал? Мне почему-то было важно понять это сейчас, важно знать, какой типаж ему нравится, чтобы в будущем я могла бы помешать ему, отвлечь его, не дать заглядеться на идеал.
Я заговорила с ними, хотя, конечно, это было глупо. – Знаете, – сказала я, – я очень рада, что вам понравился роман Джо.
– Что? – воскликнула первая.
– О боже, – пробормотала вторая.
– Погодите, вы – жена Джозефа Каслмана? – спросила смуглая.
– Да.
– Он просто чудо! – выпалила светленькая. – Вы, наверно, очень им гордитесь.
– Да, – ответила я и вымыла руки. Из крана хлынул кипяток, но я руки не отдернула. Мне словно хотелось обжечься на глазах у этих двух молодок.
– Он сейчас что-то пишет? – спросила смуглая.
– Да, – кивнула я. – Второй роман.
– Здорово, – сказала светленькая. – А мы вот очень рады, что пришли на чтения.