Жена

А вот Сюзанне, похоже, было все равно; она вообще не интересовалась отцовскими книгами, и если бы их написали двенадцать обезьянок со степенью магистра с курсов писательского мастерства Айовы, она бы и бровью не повела. Сюзанна не вмешивалась, поздравляла его, когда книги выходили, но к конкретным романам редко проявляла интерес. Я даже думаю, она их не читала, хотя делала вид, что читала.

А вот Дэвид, напротив, был глубоко увлечен литературой; книги поглощали его настолько, что в детстве прочитанная перед сном книга могла вызвать у него страшные кошмары, и он просыпался в ужасе и кричал. Он никогда не говорил со мной о работе Джо напрямую, но в конце концов правда все равно выплыла наружу. Это случилось тем вечером, когда я была на встрече книжного клуба у Лоис Акерман. О этот кошмарный вечер! Мы сидели и беззаботно обсуждали Генри Джеймса и его методы повествования, а тем временем в нашем доме Дэвид, который временно жил у нас, потому что его квартиру затопило, бесшумно спустился по лестнице в гостиную, где сидел Джо и слушал джаз. Он приставил к горлу Джо нож для мяса. Джо отпрянул.

– Не шевелись, жирный урод, – процедил Дэвид, стоявший у него за спиной.

– Дэвид, – еле слышно прошептал Джо, – что тебе нужно?

– Хочу, чтобы ты во всем признался, – сказал Дэвид.

Как гром среди ясного неба. Что стало причиной?

– И в чем же? Что я, по-твоему, такого сделал?

– Сам знаешь.

– Если я был не идеальным отцом, прошу меня простить.

– Что ты сделал с мамой, – прервал его Дэвид.

– С твоей мамой все в порядке. Она в книжном клубе.

– Ничего не в порядке, – возразил Дэвид. – Все эти годы она была твоей рабыней!

– Ой, ну хватит. Что ты несешь? Твоя мать счастлива.

– Ей кажется, что она счастлива. Ты запудрил ей мозги.

Тут Джо даже немного прослезился.

– Я люблю тебя, Дэвид, – сказал он. – Мы ходили в горы, помнишь? На гору Кардиган. Помнишь, тот ручей, где было много маленьких рыбок, сотни, и ты хотел, чтобы мы их все сосчитали? – Дэвида это не тронуло. – Знаешь что, – продолжал Джо: – давай прямо сейчас позвоним маме на ее книжное собрание и попросим приехать, ладно?

– Ладно, – ответил Дэвид.

Они позвонили Лоис Акерман, и хотя я не знала, в чем дело, я очень встревожилась и помчалась домой. Скоро я была уже дома; Джо и Дэвид мерили шагами гостиную и смотрели друг друга со взаимным недоверием; Дэвид по-прежнему держал в руках нож для мяса, хотя Джо он отпустил. Джо же играл роль славного папочки, беспомощного тюфяка, мягкотелого и добродушного.

– Дорогой, что случилось? – спросила я Дэвида. Тот покрылся болезненной испариной; мальчик, которого мы когда-то отвозили в Уэслианский университет на фургоне, полном вещей; там был и чемодан, и большие простыни, и мини-холодильник, где, я думала, он будет хранить колу, пиво, арахисовое масло и прочее, что едят мальчики, но тот так и стоял пустым с распахнутой дверью, как взломанный сейф.

– У него спроси, – ответил Дэвид.

– Он хочет меня убить, – выпалил Джо. – Он приставил нож мне к горлу.

– Отдай мне нож, – велела я сыну. – Это хороший нож для мяса. Из набора. – Я импровизировала, но, к моему удивлению, он просто отдал мне нож. – Спасибо, – сказала я. – Теперь мы можем сесть?

Мы сели в гостиной под картинками из справочника Одюбона; птицы смотрели на нас пустыми глазами, и Дэвид произнес:

– Я всегда знал, что он чудовище, монстр, который не умеет держать член в штанах. Он превратил тебя в свою служанку.

– Я не намерен сидеть здесь и выслушивать этот бред, – взорвался Джо. – Потому что это бред, ясно? Бред сумасшедшего. – Я промолчала. – Ты что, Джоан, даже не вмешаешься?

– Хорошо. Это бред, – сказала я, и Дэвид, прищурившись, уставился на меня. Он хотел, чтобы я сказала правду, верил, что я скажу правду; я легонько кивнула ему, и он, кажется, немного расслабился. – Полный бред. Я твоему отцу не служанка. Я его жена. Мы партнеры. Как и в любой другой паре. – Это была полная чушь; мне самой было стыдно это говорить. Но что еще я могла сделать? Рассказать все как есть? Пусть узнает, что его подозрения оправданы? Я не могла; я должна была быть его матерью. Он уже вырос, но все еще оставался хрупким и незрелым. Его нужно было защищать от его собственных страхов. Кто-то должен был сказать, что бояться нечего.

– Так ты не пишешь за него его книги? – спросил Дэвид.

– Нет, – ответила я. – Нет, конечно.

– Я тебе не верю, – сказал Дэвид, но, кажется, засомневался. Он все смотрел на меня, точно хотел, чтобы я подсказала ему, как себя вести.

– Я не могу заставить тебя себе поверить, – мягко ответила я. – Ты сам должен решить, во что верить. – Он, кажется, готов был разрыдаться. А я взяла его голову в свои руки, и эта голова, полная стилизованных картинок из комиксов, голова, где все было разделено на кадры, а слова вырывались из уст персонажей в виде маленьких облачков с надписями, прижалась ко мне, к моему плечу и краю моей груди, этой покатой выпуклости, с помощью которой женщины успокаивают мужчин и детей. – Все у меня в порядке, Дэвид. Правда, – сказала я. – Никто меня не притесняет.