Жена и 31 добродетель

Прошедший накануне разговор с миссис Мелридж был одновременно забавным и печальным. Сначала ее пришлось долго убеждать в том, что Вистан отнюдь не дьявол, и хотя его одежда такая же черная как масть коня, он самый что ни на есть человек, и эту ипостась в ближайшее время менять не собирается.

В свою очередь трепетная вдова очень долго сокрушалась по поводу того, что ее подопечная должна будет уехать от нее. Она привыкла, что кто-то ее сопровождает и выслушивает. Джемма не в счет, ведь она ответить не может, хотя ее глаза очень выразительные. А вот Розалинда была так внимательна к ней, так заботлива… Что же ей теперь делать?

Виконту пришлось стоически выслушивать эти излияния и даже временами сочувственно кивать головой. После недолгого сопротивления и уступая доводам Розалинды, он был представлен миссис Мелридж как тот самый жених, которого не одобряли жестокие родители, и теперь играл свою роль с примерным терпением.

Монфор скрепя сердце позволил

Миссис Мелридж восторженно благословила их, заметив, что они отличная пара, и что сразу видно как Вистан любит свою невесту, ведь он нашел ее, невзирая ни на что. Романтическая струнка в душе вдовы была полностью удовлетворена поведением молодых людей. Она упоенно вздыхала, вытирала глаза уголком платочка и всем своим существом излучала тот восторженный сироп, который Монфор терпеть не мог. Язвительное замечание так и рвалось с его губ, но он не мог себе этого позволить. Вистан сжал губы и выразительно кинул взгляд на Розалинду, она тут же заторопилась попрощаться со своей временной опекуншей. После моря слов и заверений они, наконец-то, смогли тронуться в путь.

Между виконтом и бывшей беглянкой сохранялось мрачное молчание, даже на остановках. Каждый думал о своем и старался даже взглядом меньше встречаться со своим спутником. Напряжение висело в воздухе как комок ваты. Было трудно дышать и еще труднее терпеть присутствие друг друга. Розалинда воспринимала Монфора как свидетеля ее позора, да еще и возвращающего к брату за шкирку как какую-нибудь нерадивую служанку. Он же думал о сестре друга как о досадливом обстоятельстве, которое мешает ему в ту же минуту отправиться по своим неотложным делам.

Взаимное недовольство и объединяло их, и противопоставляло друг другу. Мимолетные взгляды, сжатые губы лишний раз показывали как они «рады» совместному времяпрепровождению.

Лишь когда карета свернула на подъездную дорожку Уилтшира, Розалинда вся подобралась и почувствовала, как иголки страха впились в каждую клеточку ее тела. Хотелось опять сбежать, чтобы не присутствовать при тех тяжелых сценах, что непременно последуют, стоит ей только переступить порог дома.

То, что она накликала позор на всю свою семью, являлось для нее неоспоримым. Ей грозила ссылка, вне сомнений. В какое-нибудь дальнее поместье с компаньонкой. Это все, что она заслуживала после побега. И Розалинда осознавала, что протестовать она не имеет права. Впрочем, если отец все равно будет настаивать на своих матримониальных планах, она сама предпочтет изгнание. Лучше такой позор, чем… Впрочем, она об этом уже думала.

Экипаж, заскрипев рессорами, остановился, и беглянка почувствовала, что задыхается. Спазмы в горле не давали ей возможности дышать полной грудью, чтобы обрести смелость взглянуть в глаза своим родным. Ей было стыдно.

Монфор, спешившись, уже открывал перед ней дверцу кареты. Ей ничего не оставалось, как опереться на его руку и выйти. Час испытаний пробил.

Виконт, не давая ей времени на раздумья, повел за собой в дом, где они вскоре вступили в холл. Раздались быстрые шаги, и через несколько мгновений леди Эсмерелда буквально влетела в комнату. С плачем она кинулась к своей грешной дочери, крепко стиснув ее в объятиях. Розалинда сначала замерла в напряжении, но потом как-то обмякла в руках матери и внезапно расплакалась.

Вистан чувствовал себя очень неловко и почти неприлично обрадовался приходу Роберта, который появился спустя несколько минут. Мужчины обменялись взглядами. Потом виконт кивнул и вышел. В холле остались только члены семьи. Правда в дальних комнатах маячили слуги, и это послужило той причиной, по которой Роберту пришлось обратить на себя внимание своих родственниц.

– Давайте перейдем в гостиную. Амабель скоро к нам спустится.

Розалинда, все так же прижимаясь к матери, кивнула головой, и она не спеша перешли в другую комнату. Оставшись наедине, они какое-то время молчали. Роберт собирался с мыслями, а его сестра все не решалась задать самый главный мучающий ее вопрос. Эсмералда с нежностью поглаживала дочь по голове, давно простив свое заблудшее дитя.

– Отец здесь? – вопрос Розалинды прозвучал очень тихо и с потаенной надеждой, что ответ будет отрицательным.

Роберт откашлялся и, наконец, заговорил.