Жена поневоле

Выражение лица мужчины стремительно меняется. Моя полу-шутка застала его врасплох. Он растерялся на мгновение, что я способна иронизировать на темы ниже пояса.

Багратов скользит взглядом по комнате, останавливая его на кровати.

— Хочешь это обсудить в горизонтальной плоскости?

— Нет. Зайди. Закрой, пожалуйста, дверь.

— Жаль… — выдыхает фиктивный муж, но исполняет мою просьбу и смотрит на меня с любопытством.

Чёрт. Его заинтересованность мной обжигает. Проклинаю импульсы, скользящие по телу. От них покалывает всё, вплоть до кончиков пальцев. Чувственный морок умело берёт меня в плен. Я понимаю, что реагирую на этого мужчину. Как женщина. Удивлена тому, что во мне пробудились тайные желания. Или я просто на взводе и не способна мыслить трезво рядом с ним?

— Никольский мёртв. Погиб в аварии. Ты что-нибудь знаешь об этом? — наконец, выталкиваю из себя несколько слов.

— Знаю только то, что теперь нет необходимости посещать премьеру его спектакля даже из вежливости. Никогда не любил театр, — не моргнув глазом, отвечает муж.

— Вот как? И ты никак не причастен к тому, что он… погиб? — спрашиваю открыто и смотрю на Багратова.

Контур его губ становится резче. Глаза темнеют, и лицо становится более резким. В нём наливается свирепая мощь и неожиданная злость. Пальцы сжимаются в кулаки. Но спустя секунду он говорит совершенно равнодушно:

— Я не могу быть в ответе за всех кретинов, не умеющих управлять автомобилем на высоких скоростях. Точка. Буду честен, я не скорблю… — он делает несколько шагов в мою сторону, подавляя аурой.

Волоски на моём теле приподнимаются. Воздух потрескивает от напряжения, витающего между нами. Оно становится гуще и насыщеннее с каждым шагом Багратова, передвигающегося в моём направлении. Он останавливается невозможно близко, и я выставляю ладони, упираясь в его грудь. Но он продолжает давить корпусом и прижимает меня к стене, запирая в клетке своего тела. Приглушённый хлопок. Его ладони опускаются на стену по обе стороны от меня.

— Кажется, ты тоже не скорбишь из-за смерти Никольского. Я прав?

Проходит целая вечность или всего несколько секунд, прежде чем я говорю на выдохе короткое:

— Не скорблю. Ни капли.

Белозубая улыбка прорезает лицо мужа рожком луны, внезапно выглянувшей из-за чёрных грозовых туч.

— Я более, чем уверен, что ты вздохнула с облегчением, узнав, что эта гнида больше не отравляет воздух.

Дыхание вырывается из моих губ. Короткое, частое, тяжёлое. Вглядываюсь до рези в глазах в тёмные глаза Багратова.

— Что тебе известно о… моём прошлом?



Глава 17

— Немногое. Но суть ясна. Семь лет назад, — отрывисто говорит Багратов. — Он пришёл к вам домой. Брат лежал в больнице с воспалением лёгких. Родителей не было дома. Очередная богемная тусовка. Он зашёл не к тебе, но решил остаться. Он всегда тебе нравился. Со сцены. И тебе хотелось ему понравиться. Он предложил выпить. Ты решила, что ничего плохого не произойдёт. Но потом испугалась. Твой протест ни к чему не привёл. Он не остановился. Взял желаемое.

Резкие слова Багратова падают в пустоту. Именно так я себя чувствую. Перед глазами встают события семилетней давности. Тело скручивает леденящим ощущением. Паника скручивается внутри ядовитым клубком и силится вырваться наружу. Но получается лишь приглушённо всхлипывать. Мой рот зажат крепкой ладонью. И его горячий влажный шёпот: «Давай, красавица! Подмахни мне… Ну! Ты же хотела! Я видел, как ты крутила своей задницей передо мной!»

Мои глаза начинает жечь слезами. Их очень много. Предметы расплываются из-за пелены солёной влаги. Медленно-медленно Багратов поднимает руку и проводит ладонью по щеке, вытирая большим пальцем слёзы. Простым жестом он отбирает последние частички кислорода. Потом отходит, давая возможность дышать свободнее и легче.

Я медленно опускаюсь по стене. Нет сил держаться. Обхватив колени руками, упираюсь подбородком в руки, сложенные одна поверх другой. Собственный голос кажется ломким, как шелест осенних листьев:

— Как ты узнал? Я сболтнула лишнее, выпив шампанского?

— Нет. Ты молчала. Не сказала ни слова. Но я не кретин. Твоё поведение было красноречивее всяких слов…

— Тогда как ты узнал? Такие подробности нельзя просто угадать?

Багратов отходит обратно к двери.

— Я просил быть со мной откровенным. Это как раз тот случай, о котором я предпочёл бы знать, чтобы исключить этого человека из своего окружения даже на уровне случайной встречи на светском рауте… Как я узнал о случившемся? Всё просто. Тебе бы не поверили родители, и ты решила пойти в полицию, написать заявление. Но рассказав всё в общих чертах, узнала, что нужно пойти дальше. Показать всё и рассказать подробно. Что, куда, как, сколько раз… И повторять это не единожды. Снова и снова. Следователям. Персоналу. Отвечать на вопросы крутых адвокатов Никольского в суде, которые цеплялись бы за малейшие нестыковки в твоём рассказе. Тогда ты испугалась и просто забрала своё заявление. Дело заводить не стали. Но запись осталась. Вернее, она была. До недавнего времени. Сейчас её нет. Я не хочу, чтобы полоскали грязь.