Жена поневоле

«— Сейчас бы в горячую ванну, да с молочком! — мечтательно подумала Кира, с восторгом вспоминая свои давнишние изнурительные тренировки — три часа простой езды не шли ни в какое сравнение со спортивной тренировкой по конкуру. — И как у меня раньше сил хватало? Молодость…»

Выйдя из душа, Кира из всех звонков, поступивших на мобильный телефон за последние три часа, выбрала только один номер.

— Шубин, я на тебя сержусь, — сразу заявила она, чтобы у него не оставалось сомнений на его счет.

— Я уже понял. — вздохнул Павел. — Ты где?

— Угадай с трех раз…

— И гадать не буду — слышу ржание.

— Паша, почему ты не сказал мне вчера, что «лучший» — это Валентин? — Кира немного помолчала, ожидая ответа, но его не последовало, и она уточнила вопрос: — Ты проверял мои чувства к тебе или так заботился о моей безопасности, что наступил на горло собственной ревности?

Вздыхая, Павел помолчал, не желая отвечать на ее прямой вопрос. Молчала и Кира — его ответ был очень важен для нее, но Шубин ее «перехитрил».

— А сама ты как думаешь? — с затаенной надеждой спросил он и подумал о том, что если она подумала, что это проверка, то сомневается и еще не вполне доверяет ему, а если…

И Кире пришлось отвечать…

— Я ду-ума-аю-ю, — вздыхая, тянула она, — что работа для тебя очень важна, Шубин, возможно, даже важнее, меня, и ты, как настоящий профессионал, постарался выполнить ее максимально ответственно и тщательно, выбрав для моей охраны действительно самого лучшего из всех… не смотря, ни на что.

— Ты у меня — умница, — обрадовался Павел — она его не разочаровала, и она ему доверяет, как профессионалу и как своему мужчине.

— Как скажешь, тебе виднее… — тут же согласилась Кира.

— Больше не сердишься?

— Нет… Ой, Паша, а как же я с тобой полечу: у меня даже загранпаспорта нет, я уже не говорю про визы…

— Проснулась, дорогая моя, Спящая Красавица! Спохватилась! — усмехнулся Павел — и о чем только она думает! — Отец давно уже все сделал — решил услать тебя подальше отсюда, чтобы самому без тебя контакт с Викой и Алисой наладить.

— Сговорились! — улыбаясь, укорила Кира. — Вот зачем нужен был мой паспорт Краснову.

— Я хотел и их забрать с собой, но отец сказал, что с меня и тебя одной за глаза хватит, беззаботная ты моя! Все, заканчивай свои тренировки и бегом к Бурмистрову сдавать «дела».

— Слушаюсь, мой генерал, — козырнула Кира и засмеялась.

На душе у нее стало легко и спокойно — никакой проверки не было, но его серьезное, почти фанатичное отношение к работе, ее немного смущало: на первом месте у него будет работа… да и на втором, наверно, тоже…

А на каком месте в его жизни будет она?..

83

После визита Федина к врачам клиники и капитану Знаменскому эта поездка к матери убитой девочки не имела большого значения — все и так стало ясно.

В Подольск же Федин ехал потому, что хотел еще раз увидеть Екатерину Захарову. Увидеть, узнать, как у нее дела, предложить свою помощь, а главное, разобраться в своих чувствах к ней.

Многие годы для него существовала только одна женщина — его жена. Он любил ее, оберегал, жалел — любовь, забота и жалость настолько сплелись в его сердце, что он уже не мог отличить одно от другого. Для него она была семьей, единственной женщиной за которую он нес ответственность: перед собой, перед ее родными, перед всеми людьми. Отчасти он чувствовал себя виноватым в том, что не смог дать ей того, о чем она так страстно мечтала (хотя вины его в этом не было — Антонина не могла выносить ребенка) — наверно, недостаточно хотел детей — и после каждого умершего ребенка жалел жену еще больше. В его сердце не было места ни для кого и ни для чего кроме этой жалости.

С появлением в их семье «приемной дочери» Федин почувствовал, что жена отдалилась от него, попытался сблизиться, но скоро понял, что Антонина была счастлива… Счастлива без него! Счастлива оттого, что теперь у нее есть долгожданный ребенок, и никто другой ей был уже не нужен! Что ему оставалось делать? Смириться с новым отведенным ему местом? Он смирился, но из сердца его ушла жалость к жене. В нем осталась любовь и забота, но жалость ушла… И когда он увидел Катерину — такую красивую и такую несчастную, сердце его дрогнуло и сжалось от жалости, такой привычной и такой необходимой ему.

Федин мучился, казнил себя, но перед его глазами все время стояли черные, влажные от слез глаза несчастной женщины.

Он должен был еще раз увидеть ее и решить, что делать с возникшим в его сердце чувством.