Жена проклятого князя

Это я виновата в том, что твоя жизнь погублена. Ради любви к твоему отцу я отказалась от своего дара и позволила отобрать дар у тебя. Я хотела, чтобы мы все были счастливы, но Небеса посмеялись надо мной… Молю тебя, вспомни о своем даре, развивай и используй его, иначе он сожжет тебя.

Люблю тебя.

Мама».

Пепел давно осыпался с его пальцев, но Андре все стоял, невидяще глядя в окно – там благоухали цветущие яблони, щебетали птицы. В сердце же Андре было пусто и мертво, как в склепе. Лишь бились обрывки мыслей, не желая складываться в единую картину. Слишком уж эта картина была неприглядна.

Он всегда верил, что мать его родилась бездарной, что отец женился на ней по великой любви, принимая ее такой, какая она есть, что он пошел против мнения света, против предрассудков… А оказалось, что все совсем не так. Маркиза Аурелия была сильной некроманткой, и по настоянию супруга… или жениха, не суть… Она отказалась от своего дара и позволила заблокировать дар своего первенца. И теперь… а что теперь?

Матушка не просто так пишет, что дар сожжет его. Наверняка именно поэтому она редко смеется и часто болеет. А он сам… тут все ясно. Когда умер Андрей Волков, спали и все заклинания, блокирующие его дар. И теперь он, Андре Вульф, барон Грасси, некромант. Глупый, необученный мальчишка! Если бы он знал, отчего ни одно занятие, кроме разве что механики, ему не интересно! Если бы хоть догадывался, что лишен чего-то важного! Но ведь он бесконечно верил отцу! Верил, что Единый не дал ему дара, сделал его позором семьи…

Сжав кулаки, Андре зажмурился – такая его обуяла ненависть. Вся злость, вся обида на отвергшего его отца, вся ненависть, которую он долгие годы держал в узде, разом вспыхнула в нем, испепеляя последние остатки сыновней любви.

Ложь! Вот что его окружало всю жизнь! Отец лгал ему, даже мать лгала ему! Пусть из любви, но мать позволила отцу уничтожить их обоих!

И ведь отец ни слова не сказал про дар. Знал. Точно знал, что или анафема, или дар Смерти убьют его, и промолчал! Лицемер! Очистил совесть, выпнув сына во Франкию, и подыхай как хочешь!

Уж не сам ли отец подстроил убийство набожного слизняка? Или враги отца использовали Андре как пешку? Сам Андре не мог убить. Он не убийца и никогда им не был!

– Ты прав. – Из кружащего по комнате пепла соткалась знакомая фигура, потемнела, приобрела краски, и Шарлемань де Грасси непринужденно уселся на подоконник. – Тебя подставили. И сделал это не князь Михаил.

На мгновение Андре обрадовался. Все же не отец! Все же отец сохранил какие-то чувства к своему первенцу.

Но Шарлемань сочувственно покачал головой:

– Нет. Князь Михаил слишком слаб, чтобы самому избавиться от тебя. А позорная казнь сына лишила его влияния на императора, погубила его репутацию и дело, которому он отдал большую часть жизни. Ты не прислушивался к политическим новостям, а зря.

– Зря? – переспросил Андре, просто чтобы не молчать. И чтобы не признаваться самому себе, что ему снова больно.

– Союза Руссии с Астурией не будет. Переговоры о браке его высочества Мориса и русской принцессы Анастасии, которые император Руссии начал, прислушавшись к князю Михаилу, сорваны. Сам князь Михаил удалился в дальнее поместье, и император не зовет его обратно.

Андре передернул плечами, не желая пускать в сердце ни капли сочувствия. К кому? К человеку, хладнокровно лишившему его дара и почти убившему? Нет! Какими бы благими не были цели князя Михаила, сочувствовать ему Андре не будет!

– Почему ты уверен, что меня подставили?

– Я видел твои воспоминания. Они тоже заблокированы, но для меня это не проблема. Так вот, для начала тебя отравили. Вино с алкалоидом, вызывающим видения, потерю ориентации и провалы в памяти. Не стоило пить с незнакомцами.

Андре только передернул плечами: больше он с незнакомцами не пьет. Он вообще больше ни с кем не пьет, кроме Мориса. И то, полбокала контьера и выпивкой не назовешь. Андре сделался трезвенником и параноиком _– Исполнилась мечта князя Михаила, будь он проклят!

– Кстати, твоя жена – красотка, хоть и полная дура. Жаль, что ее отравили.

– Как отравили? – хоть Андре не помнил толком ее лица и не считал шлюх полноценными людьми, все равно лишние жертвы его возмущали. Ее-то за что? Кому помешала дурочка?

– Надежно отравили. У этого яда очень характерный запах. Ты был слишком одурманен, чтобы распознать, что именно льет в стакан твоей невесты бордель-маман.

– Погоди-погоди! Не может этого быть. Морис сказал, что она получила наследство и вполне жива.

– Вот как? – Шарлемань оживился. – Следует навестить ее. Вероятно, мы столкнемся с прекрасно выполненным умертвием. Тебе будет полезно на это посмотреть.

– А если она не умертвие?

– Уложишь ее в кровать. Она весьма… да, весьма! А у меня больше века не было женщины!