Жена психиатра. Когда любовь становится диагнозом

Муж действительно приехал приблизительно в это время, надел бумажный колпак, который дети поставили на стол рядом с его тарелкой. Чарльз вел себя вежливо, но был настолько усталым, что у него буквально слипались глаза. Супруг посидел за столом совсем недолго, а потом извинился, сказав: «Спасибо за прекрасный ужин. Но я так устал, что пойду вниз и отдохну». Он быстро обнял каждого из детей, с каким-то отсутствующим видом встал из-за стола и спустился вниз.

Мы удивленно молчали. Потом Сэм вскочил со стула:

— Папа, ты даже подарки не открыл!

Сын сбежал вниз на несколько ступенек, крича «Папа!». Если Чарльз его и слышал, то никак не отреагировал.

Сэм бросился к тому месту на столе, куда дети положили подарки. Он схватил подарок, который сам аккуратно завернул в бумагу, не говоря ни слова, бросил на пол, наступил на него и ногой зашвырнул в угол комнаты. Сын хотел вручить Чарльзу скворечник, который красиво разрисовал. Теперь ярко раскрашенные дощечки в беспорядке лежали на темном паркете.

Сэм расплакался, убежал наверх в свою комнату и громко хлопнул дверью. Мы с Элли пошли за ним. Увидев брата на кровати, Элли подошла, села рядом и начала гладить его по спине, приговаривая:

— Все нормально, Сэмми. Папа ведет себя глупо. Когда мы перестанем дарить ему подарки, он об этом пожалеет.

Сэм медленно поднял кудрявую голову. Его глаза были красными и опухшими.

— Почему папа нас больше не любит? — спросил сын, глядя на меня.

Я поняла, что не должна показывать свою горечь и боль. Поэтому сделала глубокий вдох, пересела со стула на кровать и обняла детей.

— Я не знаю ответа на этот вопрос. Сама не понимаю многое из того, что папа в последнее время говорит и делает. Но я вот что могу сказать: папа любит вас так, как может. Сейчас по каким-то причинам он не в состоянии показывать свою любовь так, как нам хотелось бы, но это не значит, что отец вас не любит. Уверяю, что папино поведение не имеет никакого отношения к вам самим и вашим поступкам. Людям иногда бывает сложно разобраться со своими собственными чувствами, и мне кажется, что у папы именно такая проблема. Но я знаю, что он вас любит.

— Если папа нас любит, то как-то странно показывает свою любовь, — произнесла Элли, закатив глаза.

Мы помолчали. Внутри я закипала от гнева. То, как Чарльз обходился с нашими детьми, казалось мне омерзительным. Я догадывалась, что его настроение менялось в зависимости от того, как в данный момент складывались отношения с Викторией.

Вполне возможно, что день рождения в Вашингтоне отметили не так, как хотелось бы Чарльзу.

— Послушайте, если папа не желает, чтобы мы устраивали ему праздник, это еще не значит, что мы не можем съесть шоколадный торт. Первый, кто спустится вниз, получит больше глазури! — улыбаясь, сказала я, мы вскочили на ноги и бросились вниз.

Сэм молчал. Мы ели торт, запивая молоком. Неожиданно в дверях появился Чарльз.

— Эй, вы на торт меня не позвали! — сказал он со смехом.

Мне показалось, что голос мужа звучал неуверенно. Хотя на самом деле это могло быть и не так.

— Откроем подарки, которые я видел в гостиной? — сказал он потом и подмигнул Элли. Дочь отвернулась.

— Смотрите, Сэм утомился и заснул, — произнес Чарльз, обошел стол, наклонился и с нежностью поднял уснувшего на полу мальчика.

— Ну все, дорогой, — сказал муж, — пора в кровать. — Он поднял сына, повернулся к нам с Элли и произнес: — Я скоро вернусь.

Я увидела заботливого и любящего Чарльза, которым он был ранее. А может быть, я все это придумала и муж не был таким никогда?

Глава 26

Дом, в котором мы тогда жили, был просторным, но расположение комнат, интерьер казались какими-то нездоровыми, вгоняющими в тоску. Оловянно-серое небо проглядывало через бессистемно расположенные окна, отбрасывая причудливые пятна света на стены. Из-за высоких потолков в доме всегда было эхо. На второй этаж вели сразу три лестницы, расположенные в разных частях дома. Ступени поскрипывали, а темные углы под ними пугали, как в фильмах ужасов. Впрочем, я могу списать все эти тревожные чувства на свое психическое состояние. Возможно, я просто не любила дом, потому что в нем я не была счастлива и никогда не чувствовала себя защищенной. А еще я никак не могла заставить себя сделать мелкий ремонт, создать больше уюта, потому что понимала, что, скорее всего, мы съедем отсюда, как только разведемся.