Комиссия вроде бы и простая, добродушные пожилые люди, обыкновенные, человеческие, лица. Тот, что посередине, в галстуке, похож на нашего физика Павла Ивановича, только у Павла Ивановича один глаз не его, стеклянный. А с левого края — старушка даже. Она вылитая Федорчиха, только без фартука и черной юбки. Самый молодой мне сразу не понравился. Очень уж он был смазливый. Брезгливо смазливый. «Наверное, все девчонки за ним бегают, — подумал я. — Вишь, как губы скривил, посмотрев вскользь на меня».
— Ну-с, молодой человек, что вы нам приготовили? — устало посмотрел на меня «Павел Иванович».
— Это… Гм… «Мцыри». Лермонтова.
— Прошу, — откинулся на спинку стула «Павел Иванович».
Откашлявшись, я начал:
— Дайте ему воды! — распорядился «Павел Иванович», а прозвучало это как: «Гоните его в шею!»
Выпив целый стакан воды, причем последний глоток был похож на плеск упавшего в воду камня с кручи, я не знал, что дальше мне делать.
— Все? Готовы? — Смотрел на меня «Павел Иванович».
Я прочитал в этом взгляде: «Может, хватит? Может, не будем?»
— Возьмите у него стакан.
— Это, — начал я, переминаясь с ноги на ногу. — Готов. Начинать с начала?
— Начните с конца, — разрешил, не меняя выражения лица, «Павел Иванович».
— Достаточно, — остановил меня, дослушав до слов:
— Что вы еще знаете из произведений Лермонтова?
— Это, как его… «Скажи-ка, дядя!»
— Вы имеете в виду «Бородино»?
В ответ я согласно кивнул и добавил:
— Еще «Герой нашего времени».
— Разрешите мне? — обратился красавчик к скучному «Павлу Ивановичу». Получив разрешение, уставился на меня бычьими насмешливыми глазами. — Как понимать: «Герой нашего времени»?
«Как понимать, так и понимать… Герой, вот и все тут. Не дрейфил. Чеченку, не испугался, увел», — завихрилось в голове.
— Ну, воевали тогда с чеченцами… Вот. И он, Печорин, тоже воевал. Храбрый был. Ихними… их врагами были горцы. Тоже смелые… Вот.
— Может, споете нам? — пропищала старушка.
«Насмехается старая карга!» — зло подумал я и выжидательно уставился на «Павла Ивановича».
— Если можете, спойте, — разрешил он, но по его виду можно было судить, что, если я и спою не хуже Шаляпина, все равно мне это не поможет. Моя карта бита.
— Украинскую можно? — спросил я, ни на что не надеясь.
— Можно. Можно монгольскую.
— Монгольскую я не знаю.
— Пойте, что знаете.
«Только побыстрее и покороче», — понял я.
Сам не понимаю, как мне удалось вытянуть верхние ноты и не «дать петуха»! Может быть, причина тому — мои постоянные тренировки в пении и во время работы, и во время безделья. От отца передалось это постоянное песенное мурлыканье. Проснулся только и уже мурлычет что-то свое.
Команда заерзала на стульях. «Павел Иванович», как на чудо, уставился на меня.
— Может, повеселите нас и танцами? — с кривой усмешкой спросил красавчик.
— Чо, просто так танцевать? Без гармошки? — пытался я понять, где у них шутка, а где серьезно.
— Гармошек и балалаек, простите-с, не держим-с. Не по карману-с. Может, фортепьяно вас устроит? Чо сыграть-то? — продолжал выпендриваться красавчик.
— «Цыганочку» с выходом! — сказал я и с опаской посмотрел на это самое фортепьяно, за которым сидела клушей такая же безразличная к происходящему старушенция.
При этих словах красавчик растянул губы во всю ширь.
«Цыганочка» с ее четкими коленцами не вытанцовывалась. Она превратилась в глухое шарканье растоптанными башмаками по мягкому ковру.
— Чо-то не так, — признался я в поражении. Но не совсем. — Я под гармошку раньше… — добавил, всматриваясь в лица комиссии. Они непроницаемы. Как маски.
— Что будем делать с этим чудом в перьях? — наконец, обвел председатель комиссии членов.
— Предельно сырой материал, — ответил красавчик.
— Музыкальный мальчик! — с восторгом заявила старушка. — Прекрасный голос, что сейчас редкость среди артистов даже оперных. Идеальный лирический герой. Сложен прекрасно. И главное — голос!
— С языком работы да работы! Не вытравить эти «чо» да «ихний». Обязательно вляпается где-нибудь в самый неподходящий момент. Да и очень уж… цвет броский! Только для характерной роли… Пастушка Леля с дудочкой…
— Итог?
— Пускай поработает еще.
— Допустить к дальнейшим экзаменам.
Меня допустили ко второму туру, а Яковлеву срезали на первом просмотре.
Я за нее переживал больше, чем за себя.