– Не троньте меня! – взвизгнула она. – Пощадите мои нервы! Я в первый раз в жизни вижу такого нахала. Прошу вас освободить нас от вашего присутствия в моем доме.
– Где Николай Степанович? – вне себя спросил зять. – Я хочу говорить с ним, а не с вами.
– Его нет дома.
– Сейчас время завтрака. Я подожду его.
– Незачем, никто вас об этом не просит.
Доктор вышел, хлопнув дверью. Горничная подала ему пальто.
– Когда возвращается барин? – спросил он, сунув ей в руку рубль.
– Не знаю, – ответила она, застыдившись, – надо быть, что к завтраку, – прибавила она тихо. – Сейчас будут.
Доктор вышел и начал спускаться по лестнице. На первой же площадке он столкнулся с тестем.
– Ба-а, кого я вижу! – воскликнул он дружелюбно, протягивая зятю обе руки. – В первый же день! Может быть, что случилось? – спросил он вдруг тревожно, увидев расстроенное лицо зятя.
– Мне нужно с вами поговорить.
– А что такое?
– Ваша супруга только что попросила меня о выходе.
– Да что же такое случилось? Не поладили с Викой?
– С Викой ровно ничего не было, – ответил зять. – То есть ровно ничего, – добавил он многозначительно. – С утра она пожелала повидать мамашу. Я не препятствовал, и сам привез ее сюда в расчете потом позавтракать с нею у Эрнеста. Оставив их вдвоем, вернулся через час и получил от вашей уважаемой супруги головомойку за то, что будто бы был с Викой груб и даже помял ей платье.
– Дура… – мрачно процедил тесть. – Пойдемте ко мне, – сказал он, беря зятя под руку, но вдруг раздумал. – Знаете что? Лучше я сам с ней потолкую, а вы поезжайте домой и ждите. Завтрак у Эрнеста сегодня, конечно, не состоится, но к вечеру я доставлю вам Вику в целости и сохранности, а сейчас идите. Лучше, чтоб я поговорил сначала с моей дур… то есть с Ольгой Петровной, наедине. Понимаете?
– Да, – сухо ответил зять, и они попрощались.
Вернувшись домой, доктор снял со своей двери вывешенное им накануне объявление, что он прекращает прием больных на две недели, и велел горничной впускать пациентов.
– Молодая барыня нездорова и побудет некоторое время у своей маменьки, – добавил он с целью предупредить дальнейшие любопытные вопросы.
В обещание тестя вернуть Вику сегодня же вечером к супружескому очагу, зная его леность, доктор не поверил и решил приготовиться к худшему. «Сделаю вид, что она мне безразлична, это их заденет за живое, – подумал он, – не бегать же к ним околачивать пороги и тем выставлять себя на всеобщее посмешище. Буду сидеть дома и продолжать обычную работу, пока не придут сами. Возьму их измором».
Пришли больные со своими недугами. Некоторые из них, кто бывал раньше, принесли поздравления. Доктор без улыбки, сдержанно благодарил, переводя разговор на лечение. Прошел день, настала ночь. Вика не вернулась. Доктор нервничал и ничем не мог заняться, но наружно был невозмутим. Он твердо решил выдержать характер и не проявлять инициативы. Кухарка и горничная смотрели на него с любопытством, иногда о чем-то перешептываясь. Швейцар и дворник при встрече провожали его долгими взглядами. Когда он проходил по лестнице, как-то само собой приоткрывались двери, и в щелочку пристально смотрел любопытствующей глаз.
Прошла неделя. Доктор начал чувствовать, что положение становится глупым. Он выдерживал характер, но и с той стороны делали то же. Он заметил, что Лукерья чаще обычного стала показываться из кухни в коридоре и под разными предлогами задерживалась в комнатах, украдкой посматривая на барина. Наконец не выдержала и спросила прямо:
– А что же барыня?
– Барыня еще не поправилась. Впрочем, опасного ничего нет, поэтому я за нее не беспокоюсь. Она должна посидеть несколько дней дома.
Лукерья замялась и не уходила, видимо, имея сказать что-то.
– Нездорова? А намедни с юнкерами на коньках каталась, – выпалила она сразу.
Доктор чуть заметно вздрогнул и, не совладав с собой, нахмурился, повернув лицо в сторону. Но это движение не укрылось от Лукерьи.
– Барин, – сказала она с твердостью, – не дам я вас в обиду, прости меня Господи. Позволите али не позволите, а заступлюсь. Вот, как перед Богом, знаю, что сделаю, а вам не скажу. Вы сейчас что ребенок малый. Обидели вас. Худо это. Нельзя того так вот и оставить. Я уж знаю, что сделаю. Только вы не сумлевайтесь. Барышня греха никакого на душу не взяла. Только вот, что вас обидела, а насчет чего другого, то она себя соблюдает, туточки все чисто. А вот маменька ихняя, разрази ее нечистая сила, будет жариться в аду-то, на сковороде, хотя и осеняют себя кажную минуту крестным знамением да Господа Бога всуе поминают. Не по-Божьему дело ведут, нет, хотя и бьют перед иконами поклоны. Разве мы не понимаем, где правда-то? – И Лукерья вдруг поспешно вышла, точно боясь, что барин окажет ее намерениям какое-то сопротивление.
– Не вмешивайся, Лукерьюшка! – крикнул ей вслед доктор.
– Не сумлевайтесь, барин, дурного не сделаю, а коли