Женитьба доктора Поволжина

Доктор остался стоять, нахмурившись, в полном оцепенении. Он почувствовал себя дерзко оскорбленным, точно его ударили по лицу. При этом он ощущал какую-то беспомощность. Будь это мужчина, он знал бы, как поступить. «А тут глупая девчонка – его жена – насмехается над ним открыто, перед всеми, и он не знает, что с нею сделать? Грубые меры не в его натуре, и они никогда не помогают», – думал он. А может быть, тут как раз и нужна грубость. Мужик оттаскал бы такую жену за волосы, избил бы кнутом, и она ему бы покорилась, почувствовав на себе его «рученьку».

Подумав минуту, он сел к столу, взял блокнот и стал писать грозные строки:

«Милостивый государь, Николай Степанович!

Ваша супруга запретила мне доступ в Ваш дом. Вымаливать разрешение явиться перед ее светлые очи я не стану. Позиция, занятая Вашею дочерью по наущению матери, принимает в отношении меня характер нарочитого оскорбления. Вы всему этому потворствуете, ибо и пальцем не шевельнули, чтобы положить предел глупому поведению дочери. По сложившимся идиотским обычаям женщина пользуется у нас правом абсолютной безответственности. В тех случаях, когда мужчину бьют по физиономии, женщине продолжают целовать ручку. Вы единственное лицо в Вашей семье, несущее ответственность за всех. Прошу немедленно доставить мою жену ко мне в дом или я пришлю к Вам моих секундантов…» Веселый капитан и благодушнейший приват-доцент вдруг сразу же мелькнули перед его умственным взором… «Да, да, – как в лихорадке, стуча зубами, бессмысленно повторял он. – Вчера – шафера, а сегодня – секунданты: брачная церемония продолжается…»

Он почувствовал желание двигаться и что-то делать. Вышел в переднюю, надел пальто, взял свое письмо и пошел пешком в министерство, где служил его тесть. Он шел поспешным шагом, очень торопился. Ему казалось, что передать письмо нужно как можно скорее и что от этого зависело решительно все. В министерстве он передал письмо курьеру и сказал, что подождет.

Николай Степанович вышел, раскрыв руки для объятья.

– Голубчик! Ну, чего вы это? Как вам не стыдно? Приходите сегодня же поговорить с моей дур… Или, пожалуй, лучше не приходите, я сам…

– «Я сам…», «я сам…» – нервно перебил доктор, чувствуя, как у него стучат зубы, – я вижу, что вы ничего не способны сделать, а потому… а потому… приглашаю вас к барьеру…

Он повернулся кругом так резко, что сделал более полуоборота и, выправив направление, шатаясь, пошел к двери.

– Да вы не волнуйтесь. Голубчик, подумайте, какое нетерпение, успокойтесь, Вика сегодня же… или вернее – завтра…

Доктор ушел, хлопнув за собою дверью.

* * *

Закончив все свои дела на кухне и выждав некоторое время, Лукерья оделась, повязала голову байковым платком и, деловито перекрестившись, отправилась прямо к отцу Никодиму. «Тут дело духовное», – рассуждала она, возлагая на священника те надежды, которые церковь должна была оправдать, иначе какая же это церковь? Придя в дом священника, она просила прислугу доложить отцу Никодиму, что пришла по духовному делу. Прислуга осмотрела ее с любопытством и хотела приступить к расспросам, но Лукерья заявила в самой категорической форме:

– Ничего не скажу, не спрашивайте. Только на духу, отцу Никодиму.

По обычаю того времени всякое уважающее себя лицо заставляло просителя и даже просто визитера ждать не менее получаса, а то и больше, в зависимости от чина и должности. Только высших принимали безотлагательно.

Отец Никодим, сидя в кресле, читал «Духовное обозрение» и сказал было, чтоб Лукерья подождала, но, получив разъяснение, что просят по очень важному духовному делу, велел впустить просительницу.

Лукерья, низко поклонившись и сложив руки чашечкой, подошла под благословение.

– Во имя Отца и Сына и Святаго Духа, – сказал отец Никодим, перекрестив Лукерью и дав ей поцеловать свою руку. – Сказывай, в чем нужда духовная, потом помолимся и Господь поможет.

– Не за себя я, за барина. Обидели его ни за что, ни про что, – и Лукерья поклонилась в пояс.

– За какого барина?

– За доктора, Николая Ивановича, того самого, что вы повенчали на прошлой неделе.

– За доктора Поволжина, стало быть, просишь. Кто ж его обидел-то?

– Молодая обидела, жена то есть. Ушла на другой день и возвращаться не хочет. И ничего такого промеж ними не было. Барин наш ласковый, никого не обижал за всю жисть. А она глупенькая даже видеть его не хочет, а замуж-таки вышла, для чего – сама не знает. Только не она тут вертит, а маменька ихняя, Ольга Петровна.

– Чего же так? Может, он неспособен?