Женитьба и другие злоключения принца Кармаэля. Книга 1

— Ты чего? — спросил я Венди, обеспокоенный его душевным состоянием.

Он поднял что-то над головой, удерживая в руке.

— Это… это… — силился я разглядеть предмет похожий на дубинку.

— Это кость! — срывающимся голосом сообщил он.

— Ну да, кость. И что такого?

— А того, что это кость моего Красавчика!

— Да с чего ты взял? Мало ли чья это может быть…

— Я знаю, чья она!

— Ты просто перенервничал. — Подошел я к нему и взял за руку. В другой он все так же держал кость над головой. — Присядь отдохни. — Подвел его к потухшему костру и усадил. Достал кремень, собираясь развести костер.

— Нет! — закричал Венди.

Руки дрогнули, и я уронил кремень в золу.

— Я знаю, чьи это проделки! О, я с самого начала говорил, что ему верить нельзя! Он все подстроил! Заманил в ловушку! Жестокий, бессердечный монстр! Он всех нас погубит… всех! Так же как разделался с моим Красавчиком! — разрыдался Венди, прижав кость к груди.

Еще неизвестно чья она. Может быть и… самого… «бессердечного монстра»…

— Его вещи здесь, — обратил я внимания на значительную деталь, потому что самого участника трагедии в округе не наблюдалось. — Что бы это значило? — обратился к Венди, чтобы отвлечь его от мрачных мыслей.

— Это ты меня спрашиваешь? Вот сейчас встану и скажу!

— Да ты можешь и посидеть.

— Поседеть я всегда успею! — Он поднялся, с трудом сдерживая рвущиеся наружу рыдания. Совсем плох. — Этот мошенник, этот злодей ускакал, оставив нас на растерзание жутким тварям! Вот его лживая и трусливая сущность! Он оставил моего Красавчика на съедение… — Его снова скрутило рыдание. — Но ничего! — Взметнулась в высь кость, зажатая в руке. — Я ему еще покажу! Я ему! — Венди несло почище, чем в день, когда он напился в кабаке «Трех коз», повелевая местным пьянчугам пасть ниц перед ним — его светлостью герцогом Рикторианским. Позже выяснилось, что некая барышня подлила в питье любовное зелье кустарного производства, и благодаря этой жуткой смеси из зелья и алкоголя его мозги неслабо замкнуло. Я его тогда еле утащил из кабака, на утро он протрезвел и ничего не помнил о минувшем вечере. Сейчас же он был явно не пьян, и надеяться на просветление ума не приходилось.

Со второй попытки разведя огонь, я вскипятил воду и заварил чай. Выдув кружку, Венди заметно взбодрился, но кость свою так и не бросил.

— Надо идти. — Отставил он пустую посудину и поднялся.

— Куда? — забеспокоился я, подскакивая следом.

— Как куда? Искать этого смертоубийцу, потому что я намерен… — многообещающе подкинул друг свое костяное оружие. — Ты как, идешь?

— Я-то пойду, а вот тебе лучше остаться.

— Почему это? — подозрительно прищурился он.

— Вещи сторожить, — нашелся я с трудом под его немигающим взглядом.

— Это ерунда, — отмахнулся он. — Никто на наше барахло не позарится.

И мы снова углубились в лес, оставив позади вещи, припрятав их в небольшом овражке под сухими ветками, взяв с собой лишь самое необходимое. Шли вместе только причины для поисков у нас были разными.

Лес онемел в суровом молчании, и румяное утро не принесло оживления в природе. За плечами громыхал нехитрый скарб. Настроение было до того мерзопакостным, что попадись какое ни на есть чучело с зубастой пастью, и я стер бы его в порошок.

— Смотри-ка, сапог, — наклонился Венди и подобрал с земли кожаный белый сапог с золоченой пряжкой. Минуту мы глядели на него как на некое чудо, невесть как тут случившееся. Щегольскую обувь невозможно было ни с чем спутать. — Это же его, верно?

Мы огляделись, подыскивая пару, заглянули за поваленное дерево, пошарили в кустах — ничего. Ни пары, ни самого хозяина.

— За ним летела ночь, неслись враги. А он стремглав бежал, теряя сапоги, — поэтически изрек Венди.

— Стихо-тьма-плет! — не стал я скрывать отвратного настроения.

— Ты не ценишь мой талант.

— О, талантов у тебя хоть отбавляй! Но стихосложения не один из них.

— Много, значит? Почему, даже когда ты хвалишь, возникает чувство, что хочешь унизить?

— Ну ладно-ладно, стих, как стих. Особенно рифма враги-сапоги…

— И рифма не угодила… Чего же тебе надо?

Хороший вопрос.

Присев на корточки, я изучал следы на месте найденного сапога.

— Скажи-ка, веревки были на месте или нет?

— Какие веревки?

— Которыми лошадей привязывали. От Халцедона осталась одна петля на дереве, сам конь испарился.

— Со слов Эсмирато. Ведь он мог отпустить его на волю.

— Зачем? Чтобы я остался без коня?

— Так ты все не веришь? Хорошо, я скажу, как все было. Запудрив мозги особенностями сумеречных, этот негодяй отправился в чащу, явно соображая, что мы заподозрим его в исчезновении Халцедона. Далее он разыграл неуместный спектакль, — оправил Венди воротник, скрывая следы пальцев на шее, оставленные Эсмирато в сражении на клумбе. — А почувствовав, что пахнет жареным, сбежал! Прихватив свою лошадь. А моя… а мой…