Женитьба и другие злоключения принца Кармаэля. Книга 1

— С него помощник, что из амбарной крысы, помогающей зерно стеречь, — шепнул мне на ухо Венди.

Эсмирато не услышал, продолжая покровительственно улыбаться, что мне совсем не понравилось. Но что с него взять, если с младых ногтей его учили, что Кэшнаир центр мира, и жители других стран должны раболепствовать перед кэшнаирцами. Так о них написано в книге «История Кэшнаира».

— До рассвета ты его найти не пытайся, все равно не увидишь, даже если он будет в лицо тебе дышать.

— Мне что спокойно спать ложиться, оставив Халцедона одного блуждать по лесу?

— Сам же сказал, тут безопасно — что с ним случится?

И то верно, район самый что ни на есть благополучный. Я развернулся, собираясь было вернуться на место стоянки, но наткнулся на придирчивый взгляд Венди, направленный не на меня.

— Остается открытым вопрос: отчего это наш кэшнаирский принц постоянно что-то скрывает? Уж не замыслил ли что за нашими спинами? В талахари превыше всего ценится открытость и кристальная честность!

— Да ну! — усомнился Эсмирато, окинув сказавшего пренебрежительным взглядом.

Лицо Венди покраснело от гнева.

— Здесь тебе не Кэшнаир! — схватился он за нож… вернее, хотел, но пояс с ножами остался на стоянке.

— Какая незадача. К твоему счастью. Ведь поднимать оружие против…

— Да это я уже слышал! — окрысился Венди. — Но здесь, как я уже сказал, не Кэшнаир! И тут ты не принц! — Эсмирато открыл рот. — А талахари! Защитник принца Кармаэля! Его страж! Охранитель! Тот, кто без раздумий пожертвует ради него своей жизнью, если в том возникнет нужда! И если ослушаешься или пренебрежешь своими обязанностями, на тебя ляжет великий позор!

— Он давно такой? — спросил меня Эсмирато.

— Ну в чем-то он прав. — Если не во всем. — Тебе разве не растолковали твои обязанности? — Судя по равнодушной физиономии темного, ему было как-то наплевать, что и кому он должен. Подозрительно. Ему что-то пообещали за согласие идти со мной, или у него есть какая-то миссия? Или… и то, и другое? Венди, конечно, иной раз языком чешет почем зря, но и в его голове рождаются светлые мысли.

Когда же он остервенело схватил принца за лацканы камзола, насчет светлых мыслей я передумал. Однако Эсмирато удивил. Вместо контратаки, он возложил руку на чело напавшего, как обычно делают служители Лагаса, благословляя. Венди пораженно замер.

— Так и думал — пусто.

— Убери граблю! — отмахнулся пришедший в себя. — У кого это пусто?

— Не беспокойся, я не о твоей черепушке. Хотя и о ней так можно сказать.

— Я тебе сейчас покажу, что можно, — сжал друг кулак, явно собираясь ознакомить оный с лицом голубых кровей.

Как с цепи сорвался, ей-богу!

Эсмирато плавно скользнул в сторону, и этот дурень, Венди, махнув кулаком в пустоту, завалился и угодил прямо на грядку… в смысле клумбу, где расточал сияние волшебный цветок.

— Пусто, — обратился ко мне принц. — На нем нет защиты. У вас что, нет защиты? Ну от всякого там колдовства, — немного смутился он.

Ага, он хотел сказать черного.

— У нас как-то «всякое там» колдовство не практикуют. А если практикуют — уже не практикуют, понятно?

Эсмирато захлопнул рот. Видно, так ему переварить было легче. И все же не смолчал:

— Он отмечен. Я чувствую на нем проклятье.

— В самом деле? — приподнял я бровь.

— Чего ты на меня так смотришь?

А того. Если вспомнить, кто черным колдовством занимается…

— Это все, что я могу сказать, — на всякий случай уточнил Эсмирато.

— Чего ж так?

— Кольцо… Через него большего не почувствуешь. Наложение поверхностное, легкое как дуновение ветерка или неуловимый аромат. Не на всех бы и подействовало, разве что на недалеких умом… — Вскрикнув, он повалился к последним, повергнутый предательской подножкой¬.

Пока мои талахари барахтались на клумбе, выясняя, кто дольше сможет прожить без воздуха, я отошел назад — мало ли, вдруг дурь заразна?

К счастью, возня длилась недолго.

— Я тебе это еще припомню, ты поднял руку… — завел Эсмирато старую песню.

— И не только руку, — вспомнил Венди, как напоследок пихнул принца ногой.

— Так это место своего рода святыня? — отвлек я кэшнаирца, опасаясь, как бы потасовка не возобновилась — еще на стоянку возвращаться, а рано утром в путь; надо бы выспаться.

— Своего рода.

— И ты вроде как на поклонение пришел?

— Вроде как.

Да, легче шпагу проглотить, чем получить от него ответы.

— Так мы можем идти обратно?

— Можем.

Прекрасно! А-то не хотелось бы прямо тут и заночевать.

— Не можем! — возопил Венди, и его испуганный голос мне сразу не понравился. Хотя друг в последнее время был уж очень нервным. — С цветком что-то происходит. Он как будто бы… как будто бы…

— …отвалился, — склонился над клумбой Эсмирато. — Цветок отвалился. — Он выпрямился и недоуменно уставился на меня.

А я тут при чем? Ну раз уж он так хочет…

— Действительно, — освидетельствовал я место вандализма, — вы осквернили святыню! — Поверженный дуростью цветок еще сиял, но как-то приглушенно.

— Это не святыня, а святыня своего рода, а это очень большая разница! — на одном дыхании протараторил Эсмирато; никогда не видел его таким взволнованным.