– Давай поспим немного, я не выдержу, – сказал Яцек за Вельском, сворачивая на Щирк.
– Я поведу.
– Мне нужно отдохнуть, полежать.
Почти всю дорогу он молчал и отмахивался от Клары, когда та пыталась вовлечь его в разговор. Нервировало его и радио – чем дальше от Варшавы, тем меньше шансов поймать волну со сносной музыкой. Эфир был переполнен праздничными пожеланиями и прочей болтовней, которая, будто сладенькая дерьмовая глазурь, таяла в ушах и облепляла мозг.
– Убить бы их! – злился Яцек и выключал радио, но через четверть часа снова ловил волну.
Кларе было безразлично, что слушать, о чем молчать. Она надеялась, что хандра Яцека скоро пройдет. Неделю назад, за рождественским столом, когда они делили облатку,[24]
Яцек достал из пиджака упаковку прозака[25]и проглотил первую таблетку, заев ее борщом.– Это мой подарок тебе, – поцеловал он Клару. – Видишь, я сделал так, как ты хотела.
Он все чаще закрывался в своей комнате, не разговаривал или раздражался по пустякам. Если поначалу его скверное настроение быстро проходило, то осенью, после краха фирмы, приступы грусти и тоски перешли в неизменно угнетенное состояние духа. Яцек не соглашался проконсультироваться у Павла, знакомого психотерапевта, а идти к незнакомому врачу тем паче не хотел. Клара выписала ему таблетки, подтвердив тем самым свою капитуляцию подписью и печатью: она ведь сдалась, Яцек не слушал ее советов, не позволял себя колоть. Поражение она потерпела и как жена. Он заговаривал с ней, лишь когда злился, словно один только гнев и мог вывести его из онемения – гнев на Клару, на остальных людей, гнев по всяким пустякам.
В четырехзвездочном отеле им дали номер с террасой. За окном шел снег. За стеной раздавались любовные стоны соседей.
– Дешевка! – Яцек ударил в стену рукой. – Гипсовая пластина. – Потом он принялся проверять стену со стороны коридора, в котором отдыхающие играли в настольный теннис и в бильярд: – Вот здесь звукоизоляцию сделали по нормативам.
Стоны пары, занимавшейся любовью, на мгновение стихли – и тут же возобновились на прежней высоте. Клара, не снимая куртки, подошла к окну. Под аккомпанемент мужских «охов» и женских «ахов» в воздухе кружились хлопья снега, подгоняемые легкими порывами ветра.
– Так что, попросить другой номер? – спросила она, направляясь к телефону.
– Как хочешь. – Яцек достал из сумки рукавицы. – Здесь ты будешь меня видеть, – указал он на лыжный спуск.
– Разве ты не отдохнешь, не выпьешь чаю? – удивилась Клара его энтузиазму. Далее она, будучи в хорошей форме, чувствовала себя уставшей после дороги. – Ты ведь говорил, что…
– Ну и что? Мне хочется покататься.
– Ты доведешь меня до сумасшествия.
– Брось, я знаю свои силы. Слишком далеко не поеду.
– Так что, мы остаемся?
– Не знаю. Впрочем… Я переоценил свое состояние. Наверное, мне не следует выезжать на трассу.
– Отдохни.
– Как-то странно я себя чувствую. Может, все же разомнусь немного. – И он вышел из комнаты.
Останься Клара в номере, ей пришлось бы во всех подробностях слушать вульгарный оргазм за стеной. Она сняла куртку и пошла осматривать отель. На единственном лифте, набитом лыжниками в дутых комбинезонах, она спустилась в холл.
– К сожалению, я не могу предложить вам другой номер, у нас четыреста человек, отель переполнен, – сказала девушка-портье, угостив ее фирменным леденцом.