Женщина, которая жила у моря

Ставни в комнате прикрыли, чтобы не впускать в помещение солнце и горячий воздух. Слышался лишь приглушенный шепот четверых убитых горем женщин, которые молились, перебирая четки. На голове у них было что-то вроде черных чепцов; время от времени они поднимали опущенные глаза, сопровождая этим глубокий вздох, означавший: «Какое горе, Боже, какое горе!»

Напротив них, в кресле, сидела Агата, неподвижная, одеревеневшая, почти такая же безжизненная, как окружавшие ее предметы.

В глубине комнаты, в полумраке, сидел, обхватив руками коленки и уставившись в пустоту, Гульельмо, младший сын.

Костанцы не было. Успокоительные, которые дал ей врач, подействовали. Она пришла в себя, вновь обрела дар речи, но не желала ни с кем общаться, закрывшись от мира в упрямом молчании. Когда начали приходить люди, чтобы поцеловать и обнять ее, она едва не задохнулась. Она убежала и спряталась в темном уголке на кухне.

Палидда отправилась за ней. Испуганная болью, исказившей опухшее от слез лицо кузины, она не проронила ни слова. Затем, собравшись с духом, Палидда нежно взяла Костанцу за руку и попыталась убедить ее выйти к людям, ведь все о ней спрашивали, но Костанца грубо оттолкнула кузину.

– Я не хочу никого видеть! Не могу выносить все эти поцелуи и объятия!

Лишь когда появился Альфонсо, Костанца немного оживилась. Она позволила ему поцеловать себя в щеку, но из кухни выходить отказалась.

Антонино, брат Доменико, пришел первым. Он был в черной сутане, на его лице, белом как мел, не было ни слезинки: он считал, что должен подавать пример смирения и принятия воли Божьей. Антонино направился прямо в комнату, где проходило прощание; за ним торжественно проследовали два священника со святой водой и служки с кадильницей. Антонино заранее заготовил слова о смирении, которыми собирался утешить вдову усопшего и племянников, но, когда увидел закрытый гроб и понял, что не сможет сказать брату последнее прости, он вдруг весь похолодел. Его охватил яростный гнев, лицо покрылось красными пятнами. Забыв о своих намерениях, он посмотрел по сторонам и пылающим взором стал вглядываться в присутствующих, которые при его появлении вскочили, словно по команде.

В комнате воцарилась полная тишина. Даже скорбные вздохи прекратились, как по волшебству. Дрожащей рукой благословил Антонино усопшего брата и произнес молитву на латыни, пока служки окуривали гроб ладаном. После этого, поглощенный то ли горем, то ли гневом, он остался сидеть, ни на кого не обращая внимания.

Джемма, сестра Антонино и Доменико, не смогла справиться с чувствами при виде катафалка, венков и черных полотен на окнах. Прежде чем она упала в обморок, Руджеро подхватил ее и увел прочь.

Едва узнав о случившемся, примчался потрясенный дядя Коррадо: он даже не стал дожидаться жены. Терзаемый горем и тревогой, с трудом сдерживая рыдания, он без конца спрашивал Руджеро, что произошло, звал ли Доменико на помощь или был уже мертв, когда его нашли. Он хотел знать все подробности, но Руджеро запинался и отвечал односложно, чтобы ненароком не сказать лишнего.

Люди шли непрерывным потоком: родня, соседи, коллеги, студенты, друзья, знакомые, пациенты. Гостиная, коридор и прихожая уже не могли вместить толпу. Воздух, насыщенный слезами, причитаниями и вздохами, сделался спертым и влажным.

Измученный, едва державшийся на ногах от горя Руджеро принимал соболезнования на пороге. Кармелина провожала гостей в комнату, где проходило прощание. Сотворив короткую молитву, люди торопились покинуть этот дом, впрочем, задерживаясь внизу, чтобы вполголоса обсудить такие странности, как поспешно закрытый гроб и оскорбительное поведение брата усопшего. Выражая соболезнования, они пытались выведать хоть какие-то подробности у сбившегося с ног привратника, который уже не понимал, кого слушать, – настолько велика была толпа. Людской поток не иссякал: кто-то приносил цветы, кто-то корзины с едой, кто-то оставлял визитные карточки, а кто-то просто останавливался поглазеть, как будто это было какое-то невиданное зрелище.

Вечером дом наконец погрузился в глубокую тишину. Только тетя Джустина продолжала хлопотать, и стук ее каблуков отдавался в ее собственных ушах зловеще и мрачно. Нужно было подготовить одежду для похорон и решить, что делать с Костанцей, которая отказывалась надевать черное. Неплохо было бы и поесть, ведь никто так и не прикоснулся к еде на переполненных подносах, приготовленных к празднику и оказавшихся на поминках; нужно подкрепиться хотя бы бульоном, который принесли соседи, а иначе как выстоять похороны?

Руджеро всю ночь провел у гроба в полном одиночестве, решительно отказавшись от компании, любезно предложенной Коррадо. Все это время у него из головы не выходила жуткая сцена: отец, лежащий на столе в луже крови. Вид крови вызывал у Руджеро такой ужас, что ему пришлось бросить медицинский факультет после первых занятий.