– Дорогая, это письмо по ошибке попало в письма с соболезнованиями! Бог знает, сколько оно лежало на столике с почтой, а мы не замечали…
Костанца помотала головой, не переставая всхлипывать.
– Не расстраивайся. Лучше прочти его до конца. Это немного тебя отвлечет.
Руджеро и Джустина хотели изучить бумаги – письма, документы, записи Доменико – в надежде найти какое-то объяснение его безумному поступку. Но Агата воспротивилась. Она говорила, что сама займется этим через некоторое время. Агата взяла на себя роль верной и единственной хранительницы памяти о муже и никому не позволяла входить в кабинет, превратившийся в святилище. Все вещи Доменико – бланки с рецептами, ручка с его инициалами, серебряная чернильница рядом с деревянной подставкой для перьев в виде лодочки, которую Костанца смастерила еще в школе, тетрадь в кожаном переплете, куда он записывал сведения о норманнах для своей будущей книги, – должны оставаться на своих местах, словно Доменико просто ушел в университетскую клинику.
Спальня еще хранила его запах; его костюмы, рубашки, домашний халат и даже предметы обихода пахли им. Все эти вещи как бы свидетельствовали о том, что он жил. И Агата пока не была готова расстаться с ними.
Со дня смерти мужа Агата пребывала в каком-то летаргическом состоянии. Она бродила по дому со старушечьим пучком на голове и в черном платье, пропитавшемся духом нездоровья. Временами Агату охватывала ярость. Доменико ушел, нисколько не заботясь о последствиях своего поступка, не оставив и пары строчек, будто она не заботилась о нем столько лет, не любила его. Но потом ей приходило в голову, что, пожалуй, так и есть: она была плохой женой. Не заметила, что он страдает. Не поняла, как он несчастлив. В последнее время Доменико изменился, но Агата по глупости связывала это с возрастом, с усталостью. А теперь места себе не находила: ей казалось, что она ничего о нем не знала.
По настоянию тети Джустины Агата повторяла всем, кто еще приходил к ней выразить соболезнования, привычную ложь о кровоизлиянии в мозг, не замечая, какую неловкость это вызывает. Кармелина, разумеется, клялась и божилась, будто никому ни словом не обмолвилась о том, что доктор застрелился. Только кучеру Франческо шепнула кое-что по секрету. Но он не в счет, ведь это член семьи.
На самом деле, рассказывая то тут, то там, что у бедного синьора доктора взорвался мозг, что его нашли в луже крови, Кармелина только подливала масла в огонь и давала повод для всевозможных сплетен и слухов.
Вскоре уже вся Мессина знала правду о смерти доктора.
Костанца по-прежнему как будто не замечала ничего вокруг. Она смотрела, как тетя Джустина и Кармелина тихо ходят по дому, изредка переговариваясь полушепотом, готовят еду, достают из шкафов траурную одежду, которую надевали на похороны дедушки, пришивают черные ленты и даже гладят простыни. Костанца удивлялась, как они могут делать все это после случившегося.
Она бродила по темным комнатам, не в силах усидеть на месте, снова и снова проходила мимо закрытой двери кабинета. Почему отец покончил с собой? Ведь люди убивают себя только в том случае, если глубоко несчастливы, если дальнейшая жизнь представляется мрачной, невыносимой. Почему все думают, будто дело в этой дурацкой телеграмме? Костанца знала лишь одно: отец покончил с собой в день ее помолвки.
Больше она никогда его не увидит, никогда не поговорит с ним. Внезапное осознание этого простого факта причинило Костанце невыносимую боль, которую она пыталась заглушить, впившись ногтями в собственную плоть. Бессонными ночами одна и та же сцена вставала у нее перед глазами. Она вспоминала разбрызганную повсюду кровь, но лицо отца, превратившееся в какую-то незнакомую маску, ускользало из памяти. Тысячи вопросов не давали ей покоя: куда он приставил пистолет – к виску или к горлу? Могла ли она его спасти, если бы не потеряла сознание? Почему родные не захотели, чтобы она взглянула на отца в последний раз, перед тем как закрыли гроб? Разве они не понимали, как важно для нее было попрощаться с ним?
– Ты перенесла тяжелый удар, лучше не стоит, милая, это всего лишь бездыханное тело, – говорили ей. – Душа твоего отца уже далеко, она улетела на небо и всегда будет охранять тебя оттуда.
Они холодно называли «бездыханным» тело, которое она обнимала, руки, которые лечили и щекотали ее, губы, которые иногда ругали ее, усы, которые кололись при поцелуях.
Костанца хотела вернуть это тело, ей не нужна душа!